|
В Москве (в кинотеатре «Художественный») и в Санкт-Петербурге (на Фестивале фестивалей) прошел показ трех полнометражных работ (питерские зрители увидели также ряд короткометражек) ныне модного французского режиссера Франсуа Озона, который, вопреки распространенной информации, войдет в «возраст Христа» лишь через четыре месяца. Но можно считать, что он уже произнес свою «нагорную проповедь», из которой становятся ясны «новые заповеди» сегодняшнего возмутителя спокойствия, с несомненным удовольствием играющего роль эпатирующего провокатора.
Рекламная кампания российских прокатчиков (в рамках акции «Другое кино», проводимой фирмами «Кармен» и «Интерсинема», а также Кириллом Разлоговым) тоже построена на педалировании всевозможных нарушений норм общепринятой морали, которые совершает дерзкий автор, демонстрируя на экране гомосексуализм, садомазохизм, инцест, каннибализм, зоофилию и просто секс и насилие. Кого-то это привлечет, кого-то сразу же оттолкнет - так что, даже не глядя, разные блюстители нравственности и отъявленные ханжи станут кричать о недопустимой пропаганде извращений и оскорблении человеческого достоинства.
Именно таким «перестраховщикам», которые, как пуганые вороны, боятся обычного куста, хотелось бы немедленно сообщить, что скандальное и вызывающее в фильмах Франсуа Озона - не более чем ширма, тот театральный занавес и прочие явные сценические условности, которые режиссер намеренно открывает перед зрителями, не отрекаясь, что всего лишь играет с экранной реальностью. Очевиднее это в «Ситком» (1998) - но ни русское название «Крысятник», ни подзаголовок «Комедия положений» не передают истинной сути предпринятой Озоном в первой полнометражной работе язвительной операции по развенчанию и переосмыслению типичного западного тележанра, который следовало бы определить как комический вариант слезливых «мыльных опер». Эти самые ситкомы тоже ведь рассчитаны на добропорядочных домохозяек, которым, кроме желания растрогаться, еще хочется и посмеяться над семейно-любовными проблемами телевизионных персонажей.
В озоновском «Ситкоме» прием театра в кино или кино в театре (кому как нравится!) обнажен настолько, что это делает картину тавтологичной, практически исчерпывающейся видимым на экране, в какой-то степени даже прямолинейной и вторичной. Ну, сколько мы видели антибуржуазных эпатирующих притч о разложении чинных и благовоспитанных семейств, предающихся «большой жратве», повальному разврату, тотальному самоистреблению! Мораль поведанной басни кажется лежащей на поверхности, подобно той белой крысе, невольной виновнице всех случившихся безобразий, которая в финале как ни в чем не бывало, жива и здоровехонька, выползает на надгробный камень. Однако подлинный смысл «Ситкома», исполненного еще по-юношески и с потребностью сильно удивить мир («смотрите, я пришел!»), проясняется, пожалуй, лишь после знакомства со второй полнометражной лентой «Криминальные любовники» (1999).
И эту довольно странную и еще более мрачную картину о юноше и девушке, которые чуть ли не на спор убили своего сверстника, увезли в лес и закопали, а потом сами оказались жертвами некоего насильника-людоеда, трактовали преимущественно по внешнему слою - то в духе Жан-Люка Годара (наверно, периода «Уик-энда»), то в стиле всем известных сказок, тем более, что и героиню зовут Алисой. Хотя как раз в «Криминальных любовниках» определеннее и четче проявилось то, что присутствует опять в несколько театрализованной форме в осуществленной в том же 1999 году экранизации ранней пьесы «Капли на раскаленных камнях» Райнера Вернера Фассбиндера, одного из любимых режиссеров Франсуа Озона. Ведь этот молодой современный автор, подобно Анри-Жоржу Клузо, творцу «Ворона», косвенно упоминаемому еще в «Ситкоме», или Клоду Шабролю, любителю криминальных моралите о «невинных с грязными руками», обожающий, помимо Фассбиндера, также Дэвида Кроненберга, Дэвида Линча и Джона Уотерса, на самом-то деле таит за безусловной аномальностью и аморальностью своих «черных комедий» и не лишенных юмора жестоких мелодрам подспудную тягу к истинно моральному абсолюту. Пусть режиссер на словах готов отрицать собственный морализм и своеобразный постнеоконсерватизм, но в фильмах-то все равно можно почувствовать вольное или невольное желание творца, словно Высшего Судии, воздать окончательное отмщение по делам и помыслам людским.
В эпоху отсутствия нравственных ориентиров, когда одно лишь напоминание о законах этики и морали является чем-то предосудительным, Озон как будто оправдывает свою «говорящую фамилию», методом от противного доказывая необходимость существования неких человеческих ценностей и вообще неотвратимость кары, хотя ее носителем может оказаться вовсе не Deus ex machina. Легче всего увидеть в «Ситкоме» хохмаческий парафраз на темы «Теоремы» Пьера Паоло Пазолини или произведений Луиса Бунюэля, а молодому постановщику попенять на разностильность и полную нелогичность повествования. Но приходит-то он к выводу о том, что белая крыса, принесенная в дом отцом семейства, конечно же, выступая в качестве своего рода катализатора зреющих губительных процессов разрушения, является всего лишь слепым орудием в руках главного манипулятора, который и должен принять в финале заслуженное наказание. Вот и в «Криминальных любовниках» новоявленные Адам и Ева, совершившие более страшный, чем плотское познание друг друга, настоящий смертоубийственный грех, должны расплачиваться за это животным страхом перед подобием первобытного человека, который вульгарно и грубо вершит свой суд над ними - за что потом и сам просто обязан испытать кару, пусть юный Люк зря кричит полицейским, что этот зверь в людском обличье совсем не виноват. Невиннее всех, пожалуй, именно Люк, поддавшийся сексуально-ревнивым провокациям Алисы и согласившийся помочь ей убить Саида. В ходе этих рассуждений не трудно угадать, кто же, по мысли Франсуа Озона, должен первым понести смертельное воздаяние. Очередного манипулятора во что бы то ни стало следует решительно и бесповоротно удалить со сцены - чем не пример приверженности автора к морализму?!
Тема манипулирования в отношениях людей друг с другом неслучайно становится главной в фильме по пьесе Райнера Вернера Фассбиндера, для которого это являлось самым больным нервом на протяжении всей жизни и творчества - наряду с идеальным стремлением к недостижимой любви (хотя Франсуа Озон почему-то склонен считать по-юношески наивной фассбиндеровскую фразу «Любви не существует, есть только возможность любви»). И 19-летний Франц, получивший излюбленный псевдоним Фассбиндера в честь Франца Биберкопфа из романа «Берлин, Александерплац», оказывается его несомненным альтер-эго с пророчески угаданным (почти за два десятка лет до смерти от передозировки) трагическим исходом своей судьбы. Кстати, русский перевод названия ленты, сделанный с французских и английских версий, все-таки не соответствует немецкому оригиналу. Tropfen auf heissen Steine - это отнюдь не «Капли дождя на раскаленных скалах». Райнер Вернер Фассбиндер не уточняет, какие же капли имеются в виду - воды, дождя, слез, алкоголя, введенного в вену наркотика или же принятого яда? Тем более нет речи о скалах, а под «раскаленными камнями» в этой истории человеческих страстей, принципиально (почти классицистски) замкнутой в четырех стенах, может пониматься даже пресловутый семейный очаг, который тут явно нетрадиционен и из гомосексуального дуэта грозит превратиться вообще в промискуитетный квартет, то есть в «групповуху».
Но финальный поступок Франца (между прочим, в творчестве Франсуа Озона этого героя можно считать развитием образов Николя из «Ситкома» и Люка из «Криминальных любовников»), оплаканный из трех остальных персонажей только лишь Верой, не позволяет этой хитрой манипуляции случиться. Казалось бы, в данном случае доморощенный демиург, усиленно молодящийся коммивояжер Леопольд, празднует моральную победу над всеми, подчинив их своей извращенной воле. Однако, будучи особым «продолжением» других озоновских типов (отца из «Ситкома» и лесного каннибала из «Криминальных любовников»), он однозначно неприемлем для автора, меняющего тактику вынесения смертельных приговоров, иначе наказывая манипулятора - а именно, лишая его самого ценного объекта влияния. Тот же, кто никак не мог вырваться на свободу из этих цепких (в том числе в буквальном смысле) объятий, сознательно выбирает смерть, которая, по фассбиндеровской символике, горячее, чем любовь. И это отчасти перекликается с тем, как кончается фильм «Кулачное право свободы» самого Фассбиндера, да и заставляет вспомнить его по-настоящему выстраданный преждевременный уход из жизни. Напоследок остаются только капли на раскаленных камнях.
Франсуа Озон все явственнее наследует в кино как раз Райнеру Вернеру Фассбиндеру (знаменательно, что лента «Капли на раскаленных камнях» участвовала в конкурсе Берлина-2000, правда, отмечена лишь призом «Тедди» от гомосексуального жюри) и, судя по заканчиваемой им картине «Под песком», начинает тяготеть к мелодраме. Это позволяет предположить похвальную эволюцию французского режиссера от дерзкого, но преходящего эпатажа по направлению к глубоким человеческим историям. Вот и вся мораль, вытекающая из знакомства с этим автором на 33-м году его жизни. Кстати, Фассбиндер именно в данном возрасте пришел к перемене жанра и стиля в национальной мелодраме «Замужество Марии Браун», с которой начался зрелый период его творчества.
|
