|
Вдруг приходящие в голову замыслы лучше бы реализовывать сразу, а то потом заедает текучка да и кто-нибудь вполне может опередить, приходя к приблизительно схожим выводам, как это произошло, например, в весьма прозорливой статье Елены Стишовой «На обломках империи». А ведь мне хотелось ещё в мае выступить на дискуссии, устроенной в рамках очередного, VIII по счёту, Форума кинематографий стран СНГ, Латвии, Литвы и Эстонии, поведав о собственной догадке (возможно, и заблуждении!), что кино бывшей советской империи, находящееся вот уже тринадцатый год в «свободном падении», просто-таки обречено довольно долго испытывать кризис идей и невнятицу формы.
Поскольку тут действуют, помимо несомненных внутренних причин, некие общие закономерности, которые свойственны искусству (в частности - кинематографу) рушащихся монархий и диктаторских режимов, вынужденных особо обострённо воспринимать не столько физическое сокращение своих немалых территорий, сколько моральное и духовное ущемление былой «имперской гордости».
Не будем вспоминать о падении Древнего Рима или конце Византии, а возьмём более близкие к нам по времени распад австро-венгерской империи после первой мировой войны, крах немецкого третьего рейха в результате второй мировой войны и даже постепенное, растянувшееся на много лет, подобное уменьшающейся шагреневой коже, своего рода скукоживание британской или французской колониальных систем. Кино в этих метрополиях переживало в течение определённого периода «разброд и шатания», прежде чем явилось на авансцену другое поколение, принадлежащее к «потерянным сыновьям», которые стали возмутителями спокойствия, рассерженными творцами разнообразных «новых волн».
Но, например, в Италии, где ведь тоже долго существовал фашистский режим, его крушение способствовало, наоборот, яркому всплеску неореализма, оказавшего большое влияние на весь послевоенный кинематограф, что, однако, не противоречит исходному предположению, ибо страна Муссолини сама была в какой-то степени под пятой Гитлера и виделась одним из сателлитов рейха.
Вот и случай с поверженной Японией неоднозначен, поскольку данная империя, прежде остававшаяся всё-таки отгороженной от Запада, обрела, как это ни парадоксально, именно под американским послевоенным влиянием мощный экономический и культурный стимул для развития уже в мировом пространстве, что сразу проявилось и в японском кино, которое впервые вышло на международный уровень, начав завоёвывать призы на престижных фестивалях.
Зато конец диктатур в Испании, Португалии, Греции или Аргентины, как и избавление ряда восточноевропейских стран от коммунистических пут, вовсе не сопровождались кинематографическими взлётами, а зачастую оборачивались, напротив, растерянностью и творческой несостоятельностью тех, кто привык снимать фильмы «с двойным дном» в условиях идеологической цензуры.
То же самое можно сказать и о бывших республиках СССР, даже «самых гордых и независимых», коими продолжали считать себя прибалтийские государства, позже других насильственно присоединённые к «союзу нерушимых» (лучше всего и в символически-афористичной форме высказался об этом постсоветском комплексе незнания, как же следует распорядиться с неожиданно обретённой свободой, литовец Шарунас Бартас в своём фильме «Свобода»).
А вдобавок успевшее народиться сознание «новой исторической общности - советского народа» лишилось такой мощной составляющей, как ощущение всемирного могущества великой страны, которая десятилетиями находилась в состоянии высокого паритета в том биполярном политическом мироустройстве, что возникло после второй мировой войны. Ведь противостояние СССР и США как совершенно разных общественных систем, порой приводившее к существованию на зыбкой грани ядерной катастрофы и постоянно сопровождавшееся локальными военными конфликтами в удалённых точках планеты, на самом-то деле являлось формообразующим фактором для современного мирового порядка, который держался (отнюдь не так, как себе представляли некоторые древние мыслители) именно на «двух китах» социально-политического динамического равновесия.
Крушение (точнее было бы сказать - вынужденная аннигиляция, своего рода эвтаназия в государственном масштабе) надорвавшейся в вечной погоне за Америкой, зачахшей и ставшей смертельно больной советской империи обернулось резким дисбалансом в идейном, экономическом, культурном и нравственном пространстве Земли, которая как бы сместилась со своей оси, потеряв один из полюсов.
Мир оказался однополярным, утратившим собственную дихотомию в непрекращающейся борьбе Добра и Зла, Света и Тьмы, что в фантазийно-мифологическом плане как раз и было преподнесено ещё 27 лет назад в «Звёздных войнах» Джорджа Лукаса, идею которого не зря подхватила администрация Рональда Рейгана в тогдашнем соперничестве с уже вступающим в эпоху застоя партократическим и геронтологическим режимом Леонида Брежнева.
И не этот ли случившийся слом былого мироустройства, где чёрное и белое если не поменялись местами, то слились друг с другом в результате диффузии (что, кстати, и предсказывали теоретики конвергенции социализма), подсознательно схвачен на допотопно-примитивном уровне «мистической дворовой байки» в вызвавшем столь непостижимый зрительский резонанс российском «Ночном дозоре» Тимура Бекмамбетова по сценарию писателя Сергея Лукьяненко. «И лопнул мир напополам, дымит разлом…», как поётся там в финальной песне, стилизованной под рэп.
Вовсе не собираясь поспешно менять своё отрицательное отношение к художественным качествам этого фильма (второй просмотр только убедил в его существенных недостатках), нельзя не признать очевидного: сей трудно рождавшийся опус, действительно потрясающе раскрученный Первым каналом, выражает вульгарно, бесстыдно и почти идиосинкратически уже сместившуюся, полетевшую в тартарары прежнюю систему мировых ценностей.
Достаточно указать на то, что так называемый ночной дозор якобы выступает носителем светлого начала, а дневной дозор является условным представителем Тьмы. Но и внутри данной расстановки сил наблюдается хаотическое смешение привычных характеристик Добра и Зла - и всё это подано в мутном растворе грубых реалий сегодняшней Москвы, где тоже сочетается явно несочетаемое, из-за чего подобная неудобоваримая смесь алкоголя и крови, способная у кого-то спровоцировать тошноту и рвоту, интуитивно воспринимается многочисленной публикой как Новый Апокалипсис.
А он на самом деле случился, как и пророчествовал Нострадамус, ещё до исхода второго тысячелетия (согласно же поразительному намёку в фильме «Убитые молнией» Евгения Юфита, можно придти к вовсе неутешительному выводу, что человечество много лет назад уже пропустило «конец света» и незаметно регрессирует, проделывая путь, обратный эволюции).
Распад Советского Союза, официально зарегистрированный в декабре 1991 года, спустя почти 70 лет после его основания, знаменовал прежде всего не крах отдельно взятой империи, а начало цепной ядерной реакции в мире, первым сигналом которой был Чернобыль («звезда по имени Полынь»). Центробежные силы привели к крушению не только социалистического блока, но и былого противостояния Востока и Запада.
После событий 11 сентября 2001 года в Америке некоторые поспешили, в том числе с подачи заокеанских идеологов, объявить о смещении «оси зла» на более острое соперничество между Севером и Югом, цивилизованным христианским и варварским, преимущественно мусульманским, бывшим «третьим миром», ранее выполнявшим функцию своеобразного буфера между капиталистической и социалистической системами.
Однако подлинная суть того, что ныне творится на планете, охваченной террористическими актами в самых разных странах - от России до Индонезии, может быть сформулирована иначе: как практически неостановимый процесс деления и полного самоуничтожения в исторической ситуации, когда мирозданием хочет безраздельно править лишь одна Сила, представляемая США.
Это всё равно что отдать на откуп Дарту Вейдеру из «Звёздных войн» или Завулону из «Ночного дозора» управление судьбами всей человеческой цивилизации, наивно полагая, что размер силы имеет значение, а наличие разумного противовеса даже не обязательно. Кстати, перетягивание на сторону Тьмы юного Анакина Скайуокера и несомненно подражательного по отношению к нему малолетнего Егора, знаменательно зачатого (если судить по времени действия начальных эпизодов «Ночного дозора») вскоре после соглашательской встречи трёх президентов в Беловежской пуще, как раз и означает «ползучую контрреволюцию». Она направлена на передел прежнего биполярного миропорядка и создание вместо него даже не строго центристского устройства Вселенной, а какого-то кособокого и со смещённым центром, будто соответствующая пуля, сильнее разрывающая тело человека при попадании в него.
Вот и в кинематографе мы наблюдаем практически ту же, невероятно агрессивную по своей сути экспансию Голливуда почти во все страны мира, как и на геополитическом поле, где администрация Белого дома присвоила себе функцию «мирового жандарма», запросто вмешивающегося в дела государств далеко от рубежей США и единолично решающего, как надо жить другим, чтобы это было выгодно американцам.
Согласитесь, что раньше подобного не было в таких преувеличенных масштабах ни в политике, ни в культуре, пока существовали «два мира - две системы». А идея глобализма (фактически - новейшего колониализма) в искусстве ещё более губительна, нежели в экономике и общественной жизни. Мы даже не осознаём, насколько глубоко проникает американизация, словно невидимая радиация, внутрь иных менталитетов, исподволь трансформируя их сущность.
Если уж упомянутый «Ночной дозор», скалькированный с голливудских образцов жанра мистической фантазии, с восторгом объявляется нашими зрителями «национальным достоянием российского кино», которое отныне не позволено никому трогать во избежание обвинений в предательстве родины, то это как раз свидетельствует о далеко зашедшем процессе «промывки мозгов» из-за океана.
И мы не понимаем, что американцам гораздо спокойнее для собственного существования скупить мировые права на прокат всей кинотрилогии по произведениям Сергея Лукьяненко, подключиться к производству ещё не снятой третьей серии, вообще сделать заново голливудские римейки, чтобы фактически присвоить «популярный продукт», неожиданно появившийся в другой стране.
Вспомните, сколько французских лент они предпочли пересказать на свой лад, отнюдь не стремясь допустить галлов на территорию США. Так теперь поступают и с японскими картинами, затем навязывая их всему миру уже в качестве американских. Всё это очень похоже на классический фильм ужасов 50-х годов «Вторжение похитителей тел», впоследствии дважды переснятый. Инопланетяне проникают в человеческие тела - и вскоре чуть ли не все вокруг оказываются Иными.
Голливуд теперь наконец-то оценил российский кинорынок, который стал приносить ощутимые кассовые доходы. Но как и в большой экономике, кинопрокат России нужен США лишь в виде сырьевого источника, откуда можно черпать и черпать исключительно себе на пользу. А в политической стабильности бывшей социалистической империи, как и в развитии её собственной индустрии, включая кинематограф, Америка вовсе не заинтересована. В этом плане она ведёт себя подобно законспирированному шпиону, который, в отличие от Джейсона Борна в «Превосходстве Борна», не станет устраивать бессмысленные автогонки по улицам Москвы, чтобы всего лишь извиниться перед юной дочерью некогда убитого им российского бизнесмена.
Вспоминается хитроумный рассказ великого литературного мистификатора Хорхе Луиса Борхеса под названием «Сад расходящихся тропок», где китаец в Европе, работавший в годы первой мировой войны на германскую разведку, смог сообщить нужные сведения о расположении британской артиллеристской батареи, убив известного синолога, с которым прежде успел завязать интеллектуальную беседу о своём знаменитом прадеде. Тот был правителем в Китае, но отрёкся от бренного могущества, чтобы в течение тринадцати лет сочинять роман-лабиринт, «который охватывал бы прошедшее и грядущее и каким-то чудом вмещал всю Вселенную». Китаист смог разгадать тайну «Сада», заключавшуюся в том, что ни разу там не было упомянуто ключевое слово «время», предполагающее множественность вариантов развития событий в непересекающихся временах. Но в реальной жизни сам стал жертвой правнука сочинителя, своего «благодарного врага», который был, конечно, признателен за постижение идеи «сада расходящихся тропок», однако не мог не застрелить его ради выполнения секретного шпионского задания.
Складывается невольное ощущение, что наш кинематограф, который ныне оказался практически на задворках вновь сложившейся кинометрополии и вынужден плутать по нехоженым лабиринтам в поисках какого-либо выхода, чем-то похож на этого упорного синолога из рассказа Борхеса. Он ловко расшифровывает сложные шарады в искусстве, но довольно легко попадает в ловушки за пределами выдуманного мира, представляясь лишь обычной марионеткой в совершенно неведомой военно-политической интриге, в результате чего армии терпят поражения и порой рушатся казавшиеся несокрушимыми империи.
Поэтому главная проблема отечественного кино, получившего «комплекс отсутствия национальной самоидентификации» как бы по наследству от советского кинематографа, где собственно российское (в отличие от грузинского, литовского и пр.) так и не было - видимо, во избежание подозрений в доминировании Большого Брата - чётко понято и сформулировано, состоит теперь в следующем. Кино решает запутанные эстетические задачи, подчас выигрывает тактически и уже считает себя готовым к осуществлению стратегических планов, на самом деле не осознавая, как и большинство политиков, что настали совсем другие исторические времена, где существует только одна «вертикаль власти», насаждаемая новыми колонизаторами мира. И вовсе не факт, что эта Сила не от лукавого!
Если признать, что всем сущим правит Зло, а Добро только пытается ему противостоять, то это многое объясняет.
|
