|
В рамках Дней польской культуры в Москве в Музее кино проходит ретроспектива фильмов из Польши, созданных, в основном, на рубеже 70-80-х годов, когда кинематограф соседней страны, еще принадлежавшей к социалистическому лагерю, особо озаботился темой «морального непокоя». Польское слово niepokoj обычно переводится как «беспокойство» или «тревога», что не совсем точно. Ведь непокой может быть чем-то противоположным знаменитому пушкинскому пониманию покоя, неразрывно связанного с волей. И человеческое, как и общественное несчастье - это как раз отсутствие «покоя и воли».
Польские режиссеры той «предгрозовой поры» - от признанного классика Анджея Вайды, никак не желающего мириться с ролью «тихого академика», до радикально настроенной Агнешки Холланд, его непосредственной ученицы и соратницы - говорили именно об этом: об ощущении духовной несвободы и моральной закрепощенности. И даже Кшиштоф Занусси, занимающий срединное положение между творцами «польской школы» конца 50-х и новым беспокойным поколением, которое дебютировало в 70-е годы, сам как бы вышел «за стены» своей научно-исследовательской лаборатории, где проверял на прочность «структуру кристалла» отдельного человека и его частной, «семейной жизни», придя к неутешительному «квартальному балансу» (здесь и далее использованы названия ряда его лент). Начиная с картины «Защитные цвета» (1976), Занусси словно компенсирует недопроявленную социальность своего творчества, более ориентированного на вневременные нравственные «императивы» и не зависящие от состояния общества «константы» человеческого поведения. Наибольшего сарказма он достиг в «Контракте» (1980), очерке нравов польской партийной элиты. Но в тот же год, будто замыкающий эпоху застоя в Польше, режиссер сделал еще один фильм, получивший приз за режиссуру в Канне. Это была «Константа».
Так получилось, что лично я пропустил эту ленту в прежние времена и увидел ее только сейчас в Музее кино. Начинаешь смотреть «Константу» не без некоторого сомнения, что 20 лет не прошли бесследно, и фильм о канувшей в небытие социалистической эпохе поневоле покажется устаревшим, а в чем-то наивным, вызывающим лишь горькую усмешку: «Ну и жили же люди!». Постановщик как будто и не предпринимает усилий заинтересовать зрителей, предлагая одну за другой бытовые и путевые зарисовки из жизни молодого парня по имени Витек, который прошел армию, поступил на работу электриком в какую-то престижную фирму, благодаря чему смог отправиться в загранкомандировку в Индию, потом поехал бы и в США, но, к несчастью, заболела мать и умерла. А когда-то погиб в горах его отец-альпинист, и сам Витек тоже увлечен этим делом и хотел бы когда-нибудь попасть в Гималаи, образ которых преследует почти как символ Абсолюта...
Казалось бы, вот и главная метафорическая тема повествования - человек вынужден заниматься разной суетой на грешной земле, в то время как его тянет в недостижимые выси, в поистине горние пределы (примем в расчет безусловный католицизм Кшиштофа Занусси, пусть и не выраженный тогда в открытой форме религиозного послания, как в некоторых последующих работах). Однако весьма точная, педантичная, дотошная режиссура, которой всегда отличался этот автор, только в финале «Константы», словно в выведенной математической формуле, приобретает истинный смысл, заставляя оценить не только филигранность исполнения замысла, но и его глубину, о чем еще стоит думать и думать.
Безусловно, это честная и умная лента о том, кто пытался в одиночку упрямо противостоять нивелирующей системе, стремился вырваться из общего ранжира, быть хотя бы на сантиметр выше (вспоминаешь, что это чуть иронически заявлено уже в самом начале, когда герой проходит медкомиссию перед армией). Но одновременно это и безжалостно трезвая, мудрая картина о невозможности избежать судьбу, предначертание, что назначено свыше. Самое же печальное и будоражащее ум заключается в предположении, позже озвученном самим Кшиштофом Занусси в одном из интервью. Хороший, высоконравственный человек, поступающий всегда правильно, не совершивший ничего плохого в жизни, вряд ли может гордиться, что таков по природе своей. Просто счастье состоит в том, что он никогда не был поставлен перед мучительным выбором между добром и злом.
Вот и Витек, всерьез озабоченный ролью Провидения в человеческой жизни, готов по мелочам искушать волю случая, высчитывая свое будущее при помощи цифр, подбрасывая монетки другим людям, помогая соседке угадывать в лотерее. Он внутренне страшится кончить так, как отец, безжизненно вися на отвесном склоне горы, не зная, что ему самому уготована куда более злая участь - оказаться невольным вершителем чужой судьбы.
В этом плане «Константа» предвосхищает «Случай» (1981, выпуск - 1987) и дальнейшие работы Кшиштофа Кесьлёвского, еще одного польского «искателя морального абсолюта», чей намеренно приземленный, внешне заурядный образ Судьбы в цикле «Декалог», воплощенный на экране актером Артуром Барчишем, даже внешне может напомнить облик Тадеуша Брадецкого в роли Витека. Ведь так называемые Высшие Силы действуют отнюдь не по древнегреческому принципу Deux ex machina, а исподволь и незаметно, рядясь в личины обычных людей, которые и сами-то редко могут догадываться (испытывать «иллюминацию») о том, что стали манипуляторами в руках более опытного и могущественного кукловода.
Жаль, что эта четкая и прямая линия «Константы» подзапуталась в лабиринтах более позднего творчества Занусси, исчезла вместе с преждевременной кончиной Кесьлёвского (кстати, прошло уже пять лет с этой скорбной даты!), не найдя развития у молодых режиссеров польского кино, которое в условиях постсоциалистической действительности словно тоже утратило верные ориентиры и неизменные величины.
«Плывем. Куда ж нам плыть?».
Без константы.
|
