14 октября, 23.15 и 15 октября, 23.10 (канал «Культура») - «Папа в командировке». Теперь даже может показаться странным, что в 1985 году чешского и американского режиссера Милоша Формана, президента жюри Каннского кинофестиваля, стали упрекать в том, что он намеренно поддержал выпускника пражской киношколы ФАМУ, молодого (в то время лишь тридцатилетнего) югослава Эмира Кустурицу, вручив ему «Золотую пальмовую ветвь» за фильм «Папа в командировке». Правда, на счету режиссера из Сараева уже был «Золотой Лев Святого Марка» Венецианского фестиваля за дебют в большом кино - «Помнишь ли Долли Белл?». А в последующие годы ни одна (!) из экранных работ Кустурицы не осталась без фестивальных наград - будь то Берлин, снова Канн (опять «Золотая пальмовая ветвь») и снова Венеция. Так что Форман на самом-то деле оказался во сто крат прав и поистине может гордиться, что еще 15 лет назад поддержал «кинематографического гения с Балкан», как вскоре начали называть его протеже. Эмир Кустурица - прямой наследник «чешской новой волны» с ее интимной манерой, окрашенной мягким, добрым юмором, с раскованной и чрезвычайно естественной интонацией житейского повествования, в котором вдруг угадывается черты лукавого, притчевого жития, провидческой фантазии. Конечно, нельзя не почувствовать, что Кустурица является настоящим учеником (а не только по факту биографии) другого чешского режиссера Иржи Менцеля, восприняв его легкость кинематографического письма, не улетучивающуюся жизнерадостность взгляда на мир, проникновенный лиризм. И в то же время некие сны наяву (как, например, лунатизм маленького Малика в ленте «Папа в командировке»), красочные визуальные фантазии, которые реализовывал в большинстве картин оператор Вилко Филач, кстати, тоже воспитанник ФАМУ, поклонник «пражской киновесны», говорят о том, что югославский постановщик испытал немалое влияние кинематографа Андрея Тарковского и «фантастического реализма» латиноамериканской литературы, прежде всего, Габриэля Гарсии Маркеса. Как и в фильме «Помнишь ли Долли Белл?», в снятой вновь по сценарию Абдулы Сидрана (ровесника режиссера и тоже выходца из многонационального Сараева) ленте «Папа в командировке» Эмир Кустурица счастливо минует ловушки ретро-сентиментальности или издевательской иронии в рассказе о недавнем прошлом, не всегда приятном и радостном. Он не ощущает ни ностальгии, ни жалости, ни тем более презрения к «славным пятидесятым», предзакатным годам государственного террора имени товарищей Сталина и Тито, к недолгому периоду «оттепели» на рубеже 50-60-х годов, благословенному свыше временному послаблению в политике и нравах. От быта и истории режиссер предпочитает уноситься будто в надмирные сферы, даже если этот отрыв от реальности по-детски забавен, мил и наивен, как, в частности, фантазии Малика по поводу отсутствия его папы (на самом деле сосланного на «перевоспитание» в социалистический трудовой лагерь) или хождения во сне в лунатическом состоянии. Ребенок не бежит от непонятной, скверной действительности, а всего лишь преломляет ее в своем неиспорченном сознании, наделяет бесхитростной выдумкой и всеми возможными красками мира, превращая в волшебную сказку, карнавал, иллюзион. Но в этих грезах и видениях он неслучайно прозревает суть, постигая на интуитивно-детском уровне жизнь, эпоху и весь мировой порядок вещей. В трактовке Кустурицы известная поговорка звучала бы так: «Глазами ребенка провидится истина». И сам постановщик кажется неисправимым поэтом-романтиком, который смотрит на все вокруг сквозь магический кристалл, угадывая, говоря философски, феноменальную и архетипную первооснову бытия. Пока что в его ранней картине «Папа в командировке» простодушная точка зрения юного героя мотивирована фабульно, в соответствии со странностями в поведении Малика. Но в дальнейшем постановщик будет творить все раскованнее и стихийнее, почти пренебрегая логическими объяснениями. Однако магнетическая сила воздействия кинопоэзии Эмира Кустурицы покоряет и здесь, непостижимым образом вызывая по прихоти ассоциативной памяти строчки Арсения Тарковского, звучавшие и в «Зеркале»: «Дитя, беги, не сетуй // Над Эвридикой бедной // И палочкой по свету // Гони свой обруч медный, // Пока хоть в четверть слуха // В ответ на каждый шаг // И весело и сухо // Земля шумит в ушах».
|