|
ПРОДОЛЖЕНИЕ АПРЕЛЬСКОГО ИНТЕРВЬЮ
- А Игорю тяжело?
- Он иногда говорит: «Гузеева, остынь!». Я могу увидеть во сне, что он мне изменяет, и ударить его во сне. Или целый день не разговаривать с ним. Мама меня все время успокаивает, говоря, что никакой интуиции в этом нет, что я все накручиваю себе. Но я страдала жутко от этого. Игорь, конечно же, смеется над моими выходками, он уже привык к ним.
- Лариса, если бы ваш муж изменял вам, для вас это было бы унизительно?
- Если бы изменял регулярно, то да. А если бы что-то где-то, я не была бы опозорена тем, что эта женщина сидела со мной за одним столом или вхожа в мой дом; нет, не оскорбительно. Главное, чтобы не случилось так, что все вокруг знают об этом, а я, как дура, ни сном, ни духом. Это ж нормально, когда мужчина иногда изменяет.
- А вы уверены в своем Игоре?
- Уверенным нельзя быть даже в самой себе. Вот недавно Игорь поехал с другом в Японию. Звонит и говорит, что ходили по каким-то ресторанам и ели какую-то опасную рыбу. Я им сказала, что они дураки и что лучше бы они сходили к гейшам и хотя бы узнали, что это такое. Все же взрослые люди. Я бы не грузилась сильно по этому поводу, если это женщина не с помойки. Я бы поняла его.
- А вы допускаете, что Игорь изменяет вам?
- Да.
- А вообще в жизни можно влюбиться раз и безоглядно?
- Думаю, нет. Все зациклены на любви. Есть чувства, которые в зрелом возрасте гораздо интереснее и важнее, чем любовь. Когда ты понимаешь, что это твой человек, и ты не хочешь без него ни путешествовать, ни смотреть какой-то новый фильм, ни встречаться с новыми людьми, потому что тебе важно его присутствие и реакция. А что любовь? Я влюблялась в юности, но не уважала этих людей, бросала их, никак к ним не относилась. Мне кажется, что любовь – это гормон. А когда этот гормон утихает и ничего не остается, но у тебя по отношению к этому человеку осталась необходимость и жалость, тогда это любовь. Я, например, жалею моего Игоря. Мне не хочется, чтобы он упахался на работе, а я - осталась богатой вдовой. Поэтому я очень много беру на себя в семье. Я хорошая мать, прекрасная хозяйка, я зарабатываю сама. Это важнее, чем любовь. Мне жалко Игоря, мне хочется ему что-то купить, сделать приятный сюрприз, отправить его отдохнуть куда-нибудь. Это же важнее, чем вздыхать по поводу глаз и внешности. Я ценю в семейных отношениях заботу друг о друге. В моей семье знают, что я могу порубить кого угодно за близких и родных мне людей.
- Лариса, скажите, а вам всегда нравились мужчины старше вас?
- Да. Дети мне точно не нравились (смеется). Сейчас стало модным выходить замуж за подростков и молодых людей. Мне стыдно как-то даже подумать об этом. Я такая, покоцанная возрастом, тетка и вдруг буду с молодым. Ведь все кругом только и будут жалеть меня и говорить о том, что мой спутник наверняка позарился на мои миллионы и связи, но никак не на внешность, а тем более, душу. Он будет ложиться со мной в постель и думать: «Старая корова, когда ж ты сдохнешь уже». Нет-нет, никогда. Надо же себя уважать, в конце концов. У меня все эти тетки, дуры из шоу–бизнеса, которые повадились заводить любовь с молоденькими, кроме жалости, ничего не вызывают.
- У вас было три брака. Скажите, что вы вынесли из них?
- Я никогда не гуляла из койки в койку. Все мужчины, которые у меня были, хотели на мне жениться, и я выходила за них замуж. Что же в этом плохого? Что я вынесла? Я стала жалеть мужчин, которые были со мной. После рождения Георгия поняла, что мужчины - тоже люди. Они вызывают сострадание, им бывает больно, неуютно. Мужчины тоже плачут: им тоже бывает обидно, у них тоже может что-то не получаться, могут остаться без работы, их тоже пытаются унизить и нагнуть. Но за это не нужно их ругать и «пилить». Я теперь вижу в мужчинах своего сына и поэтому отношусь к мужчинам по-человечески, без загогулин.
- Оглядываясь назад, что вспоминаете в первую очередь?
- Я не люблю свое прошлое и никогда не оглядываюсь назад. Как в плохих фильмах, где вспоминают себя в белых платьях, бегущую по берегу моря в рапиде в лучах солнца. Если бы мне сегодня предложили вернуться в свои 25 лет, я бы заменила эту возможность расстрелом. Не хочу возврата назад. Я не считаю, что тот опыт, который я приобрела, пригодился мне в жизни или нужен. Вот если бы можно было что-то подкорректировать или убрать, то да. Хотя самая большая глупость – жалеть, что что-то ты в жизни сделал или не сделал. Мне бы хотелось быть мягче и проще. Знаете, как меня зовет мой муж? Зима.
- В смысле, что вы холодная?
- Нет, в смысле, что я могу заморозить любого. А мне бы не хотелось морозить; не хочется попадать в ситуации, когда я вынуждена это делать. Но это случается. Мне хочется больше времени проводить в расслабленном состоянии, не защищаться. Кстати, даже зная свою силу, я никогда не нападу первая. Клянусь вам. Конечно, глупо сейчас размышлять о том, как бы мне хотелось прожить уже прожитую жизнь. Она уже прожита. Но мне хотелось бы, чтобы взаимоотношения между людьми были проще, чтобы можно было общаться, не напрягаясь заведомо и не быть в состоянии прыжка.
- Странно, обычно люди с умилением вспоминают свои детские годы?
- Нет, не люблю. Детство мне вспоминается тяжело. Я была очень худой девочкой, и этот комплекс сделал меня неласковой. Не поверите, я даже матери своей не позволяла обнимать себя и отскакивала каждый раз, как только она тянулась ко мне. Сыну своему тоже не разрешала дотрагиваться до моего лица, могла по рукам ему надавать. Вот такая я была недотрога. Но с рождением Оленьки я стала мягкой и нежной. Но я злопамятная. Моя мама даже удивляется, как я могу помнить деталь 35-летней давности. А я могу. Вот, например. За мою худобу в школе меня дразнили «скелетом». Моя дочь даже спрашивает меня, была ли у меня кожа. Хотя взрослые мужчины заглядывались на меня, видимо, что-то видели во мне. Но я жутко комплексовала по поводу внешности. Я, как и все детишки, носила короткие платья. Так вот, однажды мама моей подружки сказала мне: «Неужели твоя мама не видит, что у тебя ноги - как спички, руки - как плети, шея - как пестик. Вместо того чтобы сшить тебе длинное платье с рукавами, она облачает тебя в коротенькие». Мне было так обидно это слышать, и я просто онемела. Я до сих пор не могу забыть этот ожог. Я пришла домой и устроила маме истерику, чтобы она отвела меня к врачам и выяснила, почему я такая худая. Мама плакала и успокаивала меня, говорила, что когда я вырасту, я буду красивой. Я просто очень поздно развивалась. В 10 классе я весила 42 кг, а в «Жестоком романсе» - 47 кг, и это при моем росте. Я очень страдала от глупостей, которые говорили мне люди. Сейчас, когда я разглядываю детские фотографии, отмечаю, что в принципе была красивым ребенком, у меня не было подростковых прыщей. Но тогда меня мучила моя худоба. Это сейчас модно быть худой, а тогда, на Урале, где я жила, были модны другие критерии: сиськи и округлые формы. Сисек у меня не было и в 17 лет. Поэтому я ненавижу свое детство. Мне нравились мальчики, а я им не нравилась, они дразнили меня.
- Как вы думаете, с вашими внешними и актерскими данными вы смогли бы сделать карьеру на Западе?
- Если бы я родилась там или хотя бы меня вывезли туда в детском возрасте, то да. Тем более что меня приглашали сниматься на Западе через «Совэкспортфильтм». Но кто же меня туда выпустил? Это было нереально. Но если русский человек не вырос там и его ментальность не американская, то шансов практически нет. Очень важно думать на том языке, на котором ты говоришь.
- С Игорем вы познакомились «благодаря» несчастью в вашей семье….
- Нет, с Игорем мы познакомились, когда мне было 18, а ему - 17 лет. Но решающим в принятии нами решения быть вместе стал драматический случай, когда мой Георгий очень сильно обжегся в самолете. Игорь в этой ситуации повел себя как супер-друг и мужчина.
- Рождение ребенка – это было условием Игоря в сочетании брака с ним?
- Он меня заставил; а я сейчас говорю, что если он даже превратится в абсолютного подонка и в жизни не сделает мне ничего хорошо, все равно буду благодарна ему за то, что сделал такую девочку. Я буду молиться богу всю жизнь на своих мужчин, которые подарили мне детей.
- Вы родили детей, будучи уже достаточно взрослой. Материнство в 18 лет и в ваши годы – это разное?
- Я не рожала в 18 лет, поэтому не знаю, что это и как. Я всегда должна до чего-то дозреть. Поэтому, когда Игорь начинает наезжать на детей, я говорю, чтобы он не прессовал их. Они вырастут и сами до всего дозреют. Так и я. Я тоже дозрела до того, чтобы родить. А в 18 лет я даже не понимала и не хотела детей.
- А почему вы никогда не брали фамилии своих мужей?
- Я даже и не думала никогда на эту тему. Да и мужья мои не настаивали на этом, им было это по барабану. Я как была Гузеевой, так ею и осталась. Потом, мне кажется, это не так важно.
- Своими подругами вы называете Веру Глаголеву, Кончаловскую Веру, Лилю Азаркину из театра «Современник» и Лену Чайковскую. Что вас с ними роднит? Вы ведь из разных сфер, разного возраста и характера.
- Я ни одну из них не боюсь, они меня, соответственно, тоже. Я с ними могу быть сама собой, я не в стойке.
- А как вы стали подружками?
- Знаете, подружка – это как муж, только без постели, тот же брак, только без секса. Мне так же для них себя не жалко.
- От какого порока вы до сих пор не можете избавиться?
- Не знаю, меня всегда поражало, когда слышала от мужчины, что никогда не женится на женщине, которая курит. Мне хочется сказать: «Ну, она же в свой рот курит, в свой организм». Кто-то относит курение к порокам. Но я курю мало. Что касается порока, то это то, что я гневлива. Но я страдаю от этого. Я думаю, что это характер плохой. Мы с Георгием договорились, что каждый четверг с 16:00 он дома имеет право орать на меня и говорить все, что он хочет, в течение часа. Потому что до этого я выматываю ему какое-то количество нервов за неделю. И я не всегда бываю справедлива и очень переживаю потом. Я говорю ему, что есть мамы такие, есть сякие, а я вот такая, ничего с этим не сделать. Объясняю ему, что это следствие расшатанных с годами нервов. Говорю, что у скрипача есть скрипка, у художника - краски и мольберт, а я могу выразить себя через свое, у меня немного надорвалась душа и сердце. Да, я бываю несправедлива, но ты же не можешь меня утихомирить. Я говорю, что если не буду на тебя орать, то я лопну и умру, поэтому терпи.
- А в отношении своих домочадцев вы позволяете матерщину?
- Я же женщина–зима: могу заморозить и без матерных слов. Могу сказать так, что лучше б материлась. Как говорит мой муж: «Лучше б ударила». Вот это мой порок.
- А как вы наказываете своих детей?
- Оле – 8 лет, Георгию - 16. Наказывать их бессмысленно, я их так люблю, и они это чувствуют. Они пользуются тем, что я их люблю и редко вижу. Как я могу наказать Георгия? Он ведь на две головы выше меня. У меня уже прошел тот период, когда я была деспотична по отношению к семье. Дети знают, что если даже пожурю их, все равно зацелую.
- А что в Георгии грузинского?
- Он очень вежливый человек. В нем гипертрофированная кавказская вежливость. Уважение к женщине и старшим.
- Чему вы учите детей в первую очередь?
- Быть самим собой. Детям важен пример родителей. Если дети видят, что ты абсолютный подонок и живешь двойной жизнью, то и они станут такими же, если не хуже. Они видят, что я работаю, жалею и щажу близких, маму и Игоря, что я преданная семье мама. А еще непозволительно врать детям. Этого они не прощают.
- А как же святая ложь?
- Им еще рано думать о святой лжи. Они пока должны быть для меня прозрачными. Это я могу быть святой лгуньей по отношению к близким, им пока рано. Я им всегда твержу, что за правду никогда не накажу, а за ложь уничтожу. Они это усвоили твердо. Нельзя, чтобы Георгий пренебрежительно говорил о девочках, хотя девочки очень часто позволяют себе непозволительное. Я всегда говорю, что нельзя их называть нехорошими словами, потому что они тоже чьи-то дочери, сестры и жены. А сын мне жалуется, что, дескать, они пьют, курят, матерятся и доступны, поэтому никак не может влюбиться в кого-то. Я его успокаиваю и говорю, что где-то непременно ходит его половина.
- Лариса, так получилось, что вас воспитывал отчим и у Георгия тоже отчим. Скажите, когда ребенок растет под влиянием отчима – это всегда плохо?
- Мой отчим и отчим Георгия - это глаза и задница. Георгию повезло так, что, если бы мне повезло так в свое время, я бы не знаю, кем была. Мой отчим не пил, не курил, не бил, не наказывал, не орал на меня. Но я была лишена нежности, которая так необходима девочке в раннем возрасте. Наверное, у моего отчима не было такой безоглядной любви, как у Игоря к Георгию. А я так нуждалась в такой любви. Думаю, что у меня не складывались отношения с мужчинами, потому что у меня не было примера. И то, что я мужчинам никогда не доверяла, это тоже из детства.
- Вы и сегодня разочарованы в мужчинах?
- Я стала лучше понимать их. Я считываю людей, мужчин.
- А правда, что вы были влюблены во Владимира Высоцкого?
- А в него были влюблены все женщины страны. Я со своей девственностью носилась, как курица с яйцом. Мне казалось, что меня все недостойны, кроме Высоцкого и Лоренса Оливье. Я не считала за людей мужчин, я ведь была о себе очень высокого мнения. Такого, что аж зашкаливало. Я думала: где я, а где они?
- Откуда у вас замашки императрицы?
- Это у меня от мамы. Мне казалось, что меня должен любить каждый, на кого я укажу пальцем. Когда я стала получать по лбу, то стала понимать, что, оказывается, не все обязаны меня любить, кого-то я даже раздражаю.
- А когда вас впервые приструнили?
- Когда я встретилась с ассистенткой по актерам на «Ленфильме». Она мне с такой радостью спросила: «А почему тебя Никита Михалков не снимает?». А я говорю: «А почему он меня должен снимать?». – «А ты знаешь, что он сейчас снимает «Даму с собачкой», и там будет играть Лена Сафонова?». И так она как-то радостно и зло, дьявольски засмеялась. Я почему-то покраснела, не смогла справиться с этим. Не потому, что я хотела сыграть, а потому, что она по-иезуитски захохотала. Я была не готова к этому и растерялась. Я поняла, что ей это радостно и что она получила ту реакцию, которую ожидала.
- Многие ваши черты характера говорят о том, что вы по натуре – не русская женщина. У вас совершенное иное восприятие каких-то вещей, вы независимая, свободная и раскованная…
- Нет, не поэтому. Во мне нет терпения. Русская женщина терпеливая. Когда я жила 5 лет с Игорем в блочном доме, в квартире наверху каждый вечер женщина рыдала оттого, что муж ее колотил. Она буквально визжала и что-то говорила в оправдание. Мне хотелось подняться и добить ее. Я не понимала ее терпения. Можно с пятью детьми жить на вокзале и построить новую жизнь. Я бы не смогла терпеть, да и не терпела никогда. Я не могу понять российских женщин, которые терпят насилия над собой. Лучше не иметь ничего.
- Это вы говорите с высоты своего статуса и положения. А есть женщины, которые бояться потерять с мужем все. Им-то каково?
- Я прошла свои коммуналки, однокомнатную квартиру, но я никогда не смогу жить с человеком, от которого исходит насилие. Поэтому я уходила, и у меня ни с кем не складывались отношения. «Потерпи немножко», «стерпится-слюбится» - это не про меня. Наверное, в этом я не очень русская.
- Лариса, а чем занимается ваш брат Виталий?
- Он тренер по лыжам в Оренбурге.
- Вы, наверное, там звезда?
- Вот странное дело. Я для своих оренбуржцев Лариска, и они сходу переходят на «ты». Даже люди, с которыми я никогда не была знакома. Даже мои ровесники. Вот приехала я недавно на гастроли, встречает меня администратор, которому лет 60 (но я ведь тоже не девочка), и сразу со мной на «ты», как будто я девочка какая. Это я могу предложить перейти со мной на «ты», тогда – пожалуйста; а вот когда решаются на это незнакомые мне люди – это странно и непонятно. В этом не только неуважение, а какое-то ненужное и необъяснимое панибратство. Даже те, кто не знал меня, когда я еще жила в Оренбурге, позволяют себе типа «А, Лариска, ну как ты там?». Ну, какая я для них Лариска? Когда я приезжаю в гости к брату, прошу его, чтобы он оградил меня от любопытных в течение всего времени, пока я у него. Я почему-то в их представлении должна им соответствовать, нравиться и быть хорошей. Я должна быть хорошей, когда зарабатываю деньги и просит режиссер, а для остальных – нет. А они вот обижаются, что я вдруг с ними не разговариваю, не пью и не лузгаю семечки на крыльце. Вот это мне непонятно и не нравится.
- А ваших родных в Оренбурге как-то окучивают городские власти?
- Никак и никогда. Им лучше не знать, что они мои родственники. Потому что им кажется, что Иван Пихто каждый день приносит мне чемодан денег; и как это может быть, что моя, скажем, троюродная тетя в деревне не имеет особняка. И какая же у этой тетки сволочь племянница, которая до сих пор не купила ей мерседес. Хотя я помогаю всем своим родственникам.
- Вам приходилось усмирять свою гордыню, переступать через себя?
- Да, но ненадолго. Потом прорывало. Это касается детей. Ради них я шла на поклон к врачам, приходилось унижаться перед ними.
- А что, так не помогали?
- Так нет, не помогали. Поверьте, дать конверт с деньгами – это непросто. И чтобы к твоему ребенку были более внимательны, когда он болеет, это непросто. Некоторым ведь в кайф унижать известного человека. В лютые 90-е, когда в магазинах все было по талонам и я жила в Ленинграде, помню: директор магазина по имени Наташа сидела в подсобке и пила со своим любовником-грузчиком, а я пришла к ней по договоренности купить там что-то, причем за две цены. Помню, она сидела с красной рожей на бочке и, опрокинув очередную рюмку паленой водки, сказала: «Вот, Гузеева, ты артистка, а пришла ко мне на поклон». Естественно, я развернулась и ушла, даже не став покупать у нее то, что она мне обещала. Так что и такое бывало.
- В юности вы были эпатажной дамой. А сегодня вы бы смогли выкинуть этакое, чтобы все ахнули?
- Нет. Я тут недавно виделась со своей институтской подружкой, которая уже старая девочка, потому что пьет беспробудно. Она мне говорит: «Вот, Гузя, какая ты была раньше клевая и какая сейчас стала - скучная и неинтересная». Мне кажется, что если человек ведет себя так же, как и в 20 лет, будучи при этом в возрасте за 40, то это выглядит смешно и жалко. Человек должен меняться. То, что было мило в 20 лет, в 30 или в 40 уже комично и даже настораживает. Представляете, если бы я пришла к вам на интервью с алюминиевым ведром вместо сумочки и в разных сапогах? Вы бы сразу решили, что по мне Кащенко тоскует. Всему свое время. Поэтому сегодня, когда тетки из шоу-бизнеса пытаются вести себя, как 30 лет назад, решив, что, перекроив лицо, они стали моложе, это вызывает неловкость у окружающих. Ведь все же знают, сколько нам лет. Я уважаю всех, кто вокруг. А потом, в этом нет необходимости. Я это пережила, и сегодня у меня другие достоинства, которыми я могу взять внимание окружающих.
- А вы пластику лица делали?
- Делала и совсем недавно. Но не лица, а век. Никто же не хочет ходить с черными натуральными дырками в зубах. Все же лечат зубы. На меня же смотрит зритель. Я веду себя адекватно своему возрасту, а не тому представлению о себе. В девочек я не играю и с рюкзачком наперевес и в кепке гулять не пойду. Вообще, когда взрослая женщина начинает вести себя как девочка, в этом и пролезает ее возраст. Мне всегда нравились более рассудительные девушки, которые, наоборот, ведут себя более взросло, чем они есть на самом деле. Мне это более симпатично. Поэтому я всегда опережала свой возраст. Я одеваюсь скучно, как мне кажется. Поэтому лучше пусть моему мужу задают вопрос: «Слушай, Лариска еще молодая, че она закрывает себя и ходит в свитерочках?», - чем станут шипеть, что я вот такая немолодая, а позволяю себе молодежную моду. Я решила подправить глаза, потому что у меня генетически под глазами припухлость. Мне это в юности нравилось, было ощущение вечно заплаканной дамы. Как у Симоны Синьоре. Но уже после 40 это стало раздражать и меня, и операторов. Я поехала в Грозный и все это убрала. Там фантастический хирург. Человек, который за все время лечения произнес пять предложений и все по существу. Я даже не помню его голос.
- А почему не в Москве?
- А потому что мне надоело общаться с косметологами и пластиками, чья корона на голове скребет потолок. Навыков - ноль, зато гонора с лихвой.
- Мешки под глазами многие связывали с тем, что Гузеева в глубоком запое?
- Правда? Мешки были у меня всегда, еще до запоя, но не глубокого. Они есть у моей мамы, сына, дочки, да у всех Гузеевых.
- Вы побаиваетесь приближения старости?
- Мне бога гневить грешно. Я так много получила в своей жизни любви и внимания, что мне уже не страшно ничего. Как только я зайду куда-нибудь и ни один мужчина не повернет голову в мою сторону, вот тогда я задумаюсь о старости. А пока у моего мужа столько поводов для ревности.
- Вы их ему даете?
- Нет, наоборот, я так шифруюсь. Я не из тех женщин, которые будоражат мужа рассказами о том, как им мужчины дарят цветы и делают комплименты. Наоборот, я говорю мужу, что я никому не нужна, кроме него.
- Ну, ведь любой женщине нравится внимание со стороны мужчин?
- Я не сказала, что мне не нравится. Я сказала, что я это имею. Я же работаю артисткой. И как только перестану будоражить мужчин, уйду из профессии. Не бабушек же мне тогда играть.
- У вас двое детей, но бог, как известно, любит троицу. Муж не настаивает еще на одном ребенке?
- Что же мне вам сказать-то? Мне уже не любопытно. Уже же есть дочь от Игоря, и я уже знаю, какое его продолжение. Думаю, хватит. И потом, мне есть, что дать этим детям; боюсь, третьего не потяну.
- Детям вы позволяете все. А как же «что такое хорошо и что такое плохо»?
- У меня нет к ним никаких претензий. Ну, проколол сын ухо в 6 лет - и что? Ну, смотрит дочь мультфильмы больше положенного - и что? Да, хотелось бы, чтобы она взяла в руки книжку. Но все это так неважно.
- Вы женщина рациональная. Никогда не делали безумных покупок?
- До рождения дочери я купила мужу коньяк за 10 тысяч долларов. Как-то тогда денег было больше (смеется). Но коньяк уже давно выпит.
- Актрисе работается лучше в состоянии влюбленности или в одиночестве?
- Как ни странно, я хорошо работаю, когда у меня все хорошо в семье. Я не могу идти на сопротивление. Если у меня какая-то проблема, она съедает меня полностью и меня не хватает на работу. Мне важно, чтобы у меня были прикрыты тылы, и я знала, что у меня в семье все супер. Есть актрисы, которых режиссерам нужно оскорблять на съемочной площадке, чтобы они сказали: «Нет, я не такая!» - и пойти сыграть гениально. А меня нужно хвалить. Я же сказала, что я отражаю отношение к себе. Вот если мне скажут, что я молодец, я в благодарность сделаю еще лучше. А когда вижу, как режиссеры стоят с кривым лицом, говорю: «Не нравится, идите и ищите, кто лучше». Так же и во взаимоотношениях с людьми. Я не буду доказывать, меня лучше похвалить. Мне сделают на копейку, я отдам рубль.
- Но в вашей профессии любят податливых?
- Я и податливая с режиссерами, которые любят и знают свою профессию. Я буду работать с ними во всю мощь. А есть актрисы, которые живут в одиночестве, без детей (не по медицинским соображениям, а потому что они поставили карьеру выше семьи); мне их жалко. Кто будет нас хоронить? Дети.
- Скажите, а чем вы не угодили жене Хотиненко, которая делает все, чтобы вы не играли в картине ее мужа?
- Он пригласил меня в свою третью картину, и я снялась, причем, хорошо. Но мою роль из картины убрали. Его жена постаралась. Это так же, если бы я всех красивых официанток убрала из ресторанного бизнеса своего мужа. Глупость какая-то. Это надо быть какой неуверенной в себе, чтобы бороться с красивыми женщинами.
- Тяжело быть красивой?
- Наоборот, легко. Я многое могу себе позволить. Я всегда говорю, что красивым многое позволено. Красивым можно иметь чуть хуже характер, чем некрасивым. Некрасивым нужно брать другим: им нужно быть более покладистыми, более приятными, чтобы говорили: «На лицо ужасные, добрые внутри».
- Многие актрисы сетуют на нехватку ролей, тогда как вы отвергаете многие из предложенных вам?
- Я ленивая. Как представлю, что я должна круглосуточно пропадать на съемочной площадке, становится жутко. А как же мои близкие, а когда отдыхать? А столько прелестей вокруг, а поездить отдохнуть. Я хочу жить полной жизнью.
- Вы любите кино больше, чем театр?
- Нет, мне понравилось и на сцене. У меня сейчас три роли: «Пять вечеров» (я играю герцогиню Мальборо), «Стакан воды» и «Моя большая зебра» по французской пьесе, где я играю слепую сумасшедшую.
- Быстро выходите из образа?
- Мгновенно. К работе я отношусь как к работе. Прозвучала команда: «Спасибо, съемка окончена», - и я уже в машине без грима. Я не тяну с собой это домой. Сказала последние слова в спектакле, сняла парик, отклеила ресницы - и я уже Лариса Гузеева. Я актриса, пока я иду из кулис в гримерку. Но и там я не умираю с сигареткой, манерно затягиваясь и повторяя последние слова из своей роли. Я уже мыслями в доме, думаю о том, чтобы такое вкусное приготовить своим деткам, мужу и мамочке и как бы ни забыть по дороге купить минеральной воды, колбасы и фруктов.
- Какую роль вы не смогли бы сыграть никогда?
- Патологоанатома.
Рамазан РАМАЗАНОВ
|
