Останутся многомиллионные псевдопатриотические аферы с признаками кинематографии.
Однажды один известный российский режиссер, член всевозможных правительственных комиссий, призванных поднимать российское кино на новый уровень и давать бой Голливуду, сказал мне с горечью, что недоволен тем, как устроена жизнь, хотя сейчас его "жилищные условия лучше, чем у Эйзенштейна".
Мы говорили долго, он много раз возвращался к квадратным метрам, а я стоял и думал о том, как же должно быть искажено художественное сознание, если определяющим является то, что твой сортир больше, чем у великого художника.
Я глубоко убежден, что при новой системе государственного финансирования, где приоритет будет отдан лишь нескольким компаниям, критерий выбора которых не прозрачен, этот кинематографист выживет. Он будет бить себя в грудь и обещать, что его новый, естественно, дорогой и, естественно, неимоверно значимый исторический фильм даст достойный отпор Голливуду.
Пройдет время, он снимет фильм, вернее, многомиллионную псевдопатриотическую аферу с признаками кинематографии. Эта афера, скорее всего, не окупится, как на самом деле и многие другие подобные фильмы, да и вряд ли будет талантлива. Автор объяснит все неудачи кознями врагов. И наконец, улучшит свои жилищные условия. Компания-производитель будет рада, так как несомненно заработала уже на стадии производства, и запустит еще один многомиллионный проект неимоверного национального значения с красивыми взрывами.
К этому времени российское молодое кино, существование которого теперь отрицается из корыстных соображений, уже погибнет. Погибнет по той причине, что оно просто попало не в то время и не в то место. Настал кризис, инвесторы ушли из кино. Многие крупные игроки либо набрали кредитов, либо запустили строительство дорогих и бессмысленных киностудий, сняли дорогостоящие фильмы, а деньги надо возвращать. А как это сделать?
Конечно, незаслуженно оболгать достойных людей, раздавить коллег, вырвать себе преференции, оставив в Министерстве культуры совсем небольшие деньги на анимацию, авторское и документальное кино, — помощь явно недостаточная для поддержки этой самой культуры. Огородить свое положение колючей проволокой и стрелять в каждого, кто не дай бог захочет озвучить иное мнение. Объявить их предателями Родины, рейдерами, а потом смаковать в выступлениях явно враждебные окончания фамилий, например Штейн.
А то молодое кино, которое сформировалось за последние десять лет, кино, которое знают в мире, кино, которое выигрывает крупнейшие кинофестивали, — оно погибнет. Такие фильмы зачастую делают в мире маленькие компании, своеобразные мастерские.
Они точечно занимаются каждым проектом, вдумчиво и тщательно аккумулируют творческие и финансовые ресурсы, и в результате этой синергии возникают достойные проекты. Во всем цивилизованном мире культурные проекты поддерживаются государством. Крупным компаниям будет невыгодно работать с требовательными кинематографистами, которые будут биться за качество, проверять сметы, не давать халтурить.
А когда крупные производители говорят обратное — лгут. Это потемкинские деревни. Любое кино — коммерческое, авторское, параллельное или перпендикулярное — делается людьми, у которых горят глаза. А с ними сложно. Недавно один из инициаторов реформы кинематографии сказал в газете, что не поддержал бы Тарковского, если бы тот к нему пришел. Даже не постыдился. Удивительно.
Десять лет назад новое поколение российских кинематографистов поверило, что мы что-то значим для страны, что стране важно наличие современных понятных и востребованных в мире фильмов, но сейчас я и еще многие поняли, что мы оказались не нужны. Все сделали вид, что нас не существует, будто мы ничего не понимаем. Но это не так. Несколько раз мы пытались наладить конструктивный диалог, даже просили большой группой принять нас в Союз кинематографистов, но нам было отказано.
Многие мои товарищи чувствуют, что их предали. Эти люди пришли в кино не для того, чтобы набивать карманы, а потому, что не могли иначе. И я не знаю, как сложится их судьба: кто-то за хорошее поведение получит подачку, кто-то уедет, часть, возможно, разделит протестные настроения. Я говорю не только о режиссерах, но и об операторах, художниках и многих других. Нас много — почти маленький город никому не нужных людей.
Я убежден, что кино — это тот голос, которым общаются между собой разные культуры. И если в огромном культурном мире наш голос как цивилизации будет неслышен, то мы как нация потеряем свою идентичность и проиграем. И если такова логика реформы, то государство должно честно сказать, что культура никому не нужна, а государство выступает спонсором увеличения количества квадратных метров и обустройства усадеб приближенных к нему кинематографистов.
|