|
Занусси считает, что массовые движения — это лозунги и громкие акции, когда забывают о сути, о правде. Экологическое и феминистическое движения схожи. Да, проблемы женщин серьёзны. Проблемы экологии тоже. Но мы говорим о тех, кто занимается этими проблемами, как занимается и какие цели на самом деле преследует. Они зарабатывают деньги на горячих темах. Это недопустимо.
Кшиштоф Занусси приехал в Одессу после длительного перерыва ещё год назад, на собственный 70-летний юбилей. Здесь прошла ретроспектива его фильмов, мэр города лично поздравил мастера.
Теперь Занусси приехал в Одессу снова, на первый международный кинофестиваль, и его появление несказанно ободрило команду организаторов.
Первый Одесский международный кинофестиваль удался. Его отправные точки: комедийность кинолент, однако юмор должен быть не простой, а концептуальный; предпочтение отдаётся фильмам, балансирующим на грани артхауса и мейнстрима; специальные показы включают нашумевшие названия по принципу «история создания у всех на устах, но фильма никто видел»; мастер-классы с участием известных режиссёров, актёров, продюсеров.
— Чем продиктован ваш интерес к тому, что происходит на постсоветском пространстве?
— Есть разные причины. Украина — громадная территория, мой сосед. И сосед с непростой ситуацией. Украина колеблется, и неясно ещё, по какому пути она будет двигаться.
А Россия — это огромная загадка для всего мира. Я беспокоюсь, что Россия может идти в опасном для себя направлении, а если что-то угрожает России — это угрожает и европейским странам. Мы видим динамику Китая, подъём стран Азии. Увеличивающиеся проблемы для всей евро-атлантической цивилизации, к которой Россия тоже принадлежит, и мы вместе должны приложить силы для сохранения нашей привилегированной позиции.
А если кто-то в таких условиях начинает играть роль третьего полюса, это напоминает ситуацию с падением Константинополя, когда Византия заигрывала с турками из ненависти к Западу. И эта ненависть привела к необратимым последствиям. Потерян исторический шанс, и до сих пор Константинополь — это исламский город.
— О вас часто отзываются как о прирождённом дипломате, хорошо известны ваши экуменистические взгляды. Вы считаете, что возможно договориться в самых сложных ситуациях?
— Иногда бывает, что невозможно договориться. Я не так наивен и не считаю, что полюбовное согласие всегда достижимо. Столько людей имеет голос!
Раньше людей было меньше, а голоса почти никто не имел, можно было договориться между элитами. А сейчас огромные массы людей имеют влияние на историю. Небольшое, но имеют. Это интересное и опасное явление. Огромные массы имеют голос, огромные массы имеют опыт ядерной войны… Нужно искать способы общаться с этой сложной реальностью.
— Не кажется ли вам, что искусство может объединять огромные массы более действенно, чем любая философская теория или политическая игра?
— Роль искусства — поиск правды и красоты. Это принцип, суть и единственная задача искусства. Необходимо, чтобы искусство принимало роль в развитии человека, это так. Гармонизировало хаос. По причине того, что человеку нужна помощь. Мы живём в условиях, в которых никогда и никто не жил.
— Вы многие годы активно работаете, размышляете, умеете последовательно отстаивать избранную позицию. Вы наблюдаете, как изменяются привычные понятия, трансформируются идеи. Если говорить об искусстве — в чём особенность текущего момента?
— Есть виды искусства, которые зашли в тупик. В изобразительном искусстве уже примерно с начала ХХ века идёт процесс распада. Чего никак не скажешь об архитектуре, она прекрасно держится и развивается.
Музыка в тупике — серьёзная музыка, я имею в виду. Да, мы наблюдаем гигантский подъём в популярной музыке, и никогда столько людей не слушало музыку, как сегодня.
Но высокая музыка — в тени. По моему мнению, критический момент наступил уже в начале истории с додекафонией. Мне кажется, что это был тупик, он продолжается.
Случилась остановка, задержка дыхания, а нового дыхания не произошло. У электронной музыки громадная аудитория, но сама музыка не привнесла ничего важного.
— А если говорить о кино?
— Огромный шаг назад. Тридцать лет назад язык кино развивался куда мощнее, был куда более развитым. Тоньше и образованней аудитория — это неоспоримый факт, ведь и Годара, и Антониони, и Рене, и Бергмана, и Феллини, и Тарковского показывали, как говорят в Париже, «на великих бульварах».
Значит, широкая аудитория ходила на эти картины. Сегодня кино в массе своей — фильмы для малышей и для необразованной публики. Такие фильмы всегда были, но сейчас их значительно больше.
Пару лет назад я выступал в Америке и очень осторожно и мягко, будто оправдываясь — ведь в этой стране любой пожилой человек воспринимается как консерватор, — напоминал моим слушателям в Сиэтле, это были работники концерна Boeing, что 20 лет назад я прилетал в США на самолёте «Конкорд» за три с половиной часа.
Это техника, о которой сегодня и мечтать невозможно, такой хорошей техники уже нет. Авиапромышленность сделала шаг назад, чтобы оправдать ожидания широкой публики. Я могу сейчас летать на Airbus A380, но его технология значительно примитивнее. Значит, в авиапромышленности тоже шаг назад. Значит, это не исключительно в кино, всё похоже.
Это общая тенденция в нашей цивилизации: стремясь к большим числам, мы потеряли. В качестве потеряли, гоняясь за количеством.
— В России сейчас снимают довольно много фильмов. Это хорошо или плохо?
— Российский кинематограф живой и интересный. Он возрождается. Как польский кинематограф узнаваем, так и российский, это о многом говорит.
А, скажем, Украина переживает огромные перемены на всех уровнях. Я не удивляюсь, что есть стремление возродить кинематограф в стране. Но здесь не обеспечены средства, система проката не обеспечена. Если нет рояля, зачем выпускать пианистов? Они не нужны. А здесь не на чем играть. Нет залов, где можно показывать отечественные картины, нет места, где можно демонстрировать продукт.
Потому что есть американские и российские компании, они будут показывать только американские и российские картины. Очень безответственно, что какие-то люди не поработали как следует, не продумали, не организовали прокат, чтобы дать украинским кинематографистам возможность показывать фильмы в своей стране. Это тревожно.
— Голландский актёр и режиссёр Рутгер Хауэр, специальный гость Одесского кинофестиваля, во время мастер-классов призывал слушателей к использованию цифрового фотоаппарата для создания фильмов. Вас такой подход не шокирует?
— Техника важна, но проведу простую параллель: когда появилась печатная машинка, стало проще писать романы. Многие решили, что роман может создать каждый.
Но для создания полноценного литературного произведения важно не умение быстро печатать, но вовремя прочитать Софокла, Шекспира, Сервантеса. Важно образование.
Без опыта поколений, которые уже далеко пошли в развитии способов описания жизни человека, выражения сути существования, литература будет детской литературой.
Без опыта поколений кинематограф будет примитивным, уподобится граффити — популярному виду настенного творчества уличных художников.
— Трудно отрицать значение опыта поколений, но развитие национального кинематографа требует серьёзных капиталовложений — затраты на производство фильмов, на оборудование кинотеатров.
— Деньги — это вторично, это проблема организации. Нужны специальные привилегии для национального кино. Во Франции не деньги, а закон помогает тому, что французы прежде всего идут смотреть французское кино.
Закон, позволяющий развивать кинематограф в стране, существуют льготы для тех, кто кино делает. И во Франции смотрят отечественное кино больше, чем в любой другой европейской стране, закон способствует развитию кинематографа. Франция осознала, что кинематограф важен, что кино — способ воспитывать уверенность нации, способ интегрировать нацию.
Я удивляюсь тому, как в вашем правительстве не видят, что культура важнее всего — важнее танков. Даже важнее экономики. Ведь политика — это лишь слова и лозунги. А чтобы организовать нацию, надо дать ей соотносимые с реальностью рекомендации, отправные точки.
Я до сих пор не видел на киноэкране полноценного русского героя, а без него национальное кино невозможно. И по телевидению я не видел такого героя — запоминающегося, мгновенно выхватываемого сознанием. Даже сериал такой не создан.
Я бы сразу заметил характер: вот он, этот герой, не может быть поляком, это не молдаванин, такой человек может существовать только в России. Но нет такого героя.
А ведь крайне необходимо артикулировать менталитет нации, выразить его. Без этого национальный кинематограф существовать не может.
— В кинозале в буквальном смысле яблоку упасть было негде во время специального показа фильма Романа Полански «Призрак». Он будет иметь успех в прокате, как по-вашему?
— На мой взгляд, одного шага не хватает, чтобы фильм поднялся выше среднего уровня. Нет оправданности в поступках молодого человека — героя фильма. Книжка, по которой фильм снят, — низкого уровня. Это рассказ о Тони Блэре, чистой воды журналистика. Поэтому характер главного героя не продуман, нет развития предложенной ситуации. Не хватило динамики, многое недотянуто, и я не думаю, что фильм будет иметь успех в прокате. Но финал хорошо сделан. Напоминает хорошие времена хорошего кино.
— А что вы думаете о судебном расследовании, героем которого стал Роман Полански?
— О, я замучен уже этой темой, потому что в Польше я дежурный комментатор о случае Полански. Я разозлил феминисток, эти организации считают меня личным врагом.
Но есть моя личная позиция. Есть прекрасный повод выразить моё отношение ко всей ситуации так называемого прогрессивного мира, который ищет разрушения всего сущего, утопически надеясь, что после разрушения что-то возникнет. Утопии уже нет, никто не верит.
Дело в том, что я хорошо знаю Полански и хорошо знаю, что произошло: я тогда был в США. Реалии Голливуда того периода — это абсолютная безнравственность. Постмодернистская философия, что никаких ограничений не должно быть.
Надуманный, нелогичный подход, что сегодня уже понятно. Но 33 года тому назад это ещё не было таким очевидным фактом, творческая элита отрицала правила, была очень далека от реальности. Царила вседозволенность — делай то, что хочется. Расширяй пространство свободы. То, что происходило тогда в Голливуде, — особая ситуация. Сейчас невозможно поднимать это старое дело.
Но я не расписался под письмом в защиту Полански, потому что пока нет решения суда. Когда будет решение суда и будет ясно, что он нуждается в защите, — тогда я подпишу это письмо. Я ничего не делаю из солидарности. Я не подписываю коллективных писем только потому, что кто-то считает это необходимым. У меня есть своя точка зрения на то, что происходит, я всегда её отстаиваю. Это моя свобода. И она безгранична.
Ситуация с Романом Полански меня глубоко взволновала, это не просто частная история. Вдумаемся — если всё было разрешено, то почему один только факт поднимают сейчас и трактуют как нарушение норм морали? Ведь та девочка, его жертва, была также жертвой своей матери. Девочкой торговали родители. Не вытанцовывается желаемый обвинителями азбучный треугольник «преследователь — жертва — спаситель». В этом треугольнике девочка представлена как жертва, но в то же самое время она была и преследователем.
Меня за эту точку зрения в Польше очень ругают. Но я готовлю картину против феминизма, так что мне не страшно. Всё это очень серьёзно.
Массовые движения — это лозунги, слова, транспаранты, громкие акции, но активисты забывают о сути, о правде. С экологией то же самое. Похожая ситуация. Экологическое и феминистическое движения технологически схожи. Никто не спорит — проблемы женщин серьёзны. Проблемы экологии не менее серьёзны. Но мы говорим о тех, кто занимается этими проблемами, как занимается и какие цели на самом деле преследует. Люди просто зарабатывают деньги на горячих темах. Это недопустимо.
Но это отдельный разговор. Моя точка зрения — в новых фильмах, они уже в работе. Я не вправе молчать о том, что считаю важным.
— Первый фестиваль всегда отчасти набросок, протокол намерений. Вы, по сути, благословили фестиваль, про который толком ничего не известно. Нет сомнений?
— Я с трудом выкроил время и не пожалел об этом. Фестиваль хороший, серьёзный. Одессу помню ещё по «Золотому Дюку» 90-х годов, хотя то был менее престижный фестиваль, развлекательный.
Моё наблюдение: здесь живёт огромное количество интеллигенции. И главное — размер города подходит для фестиваля. Москва ни разу не справилась с фестивалем, и никто не едет на Московский кинофестиваль с чувством радости: размеры города утомляют.
Я в этом году был на среднем по масштабу мероприятии в Санкт-Петербурге, не раз бывал в Киеве — там проходят фестивали Богдана Ступки, «Молодость» — и это на грани того, что можно выдержать. Важно, чтобы в городе фестиваль чувствовался, а в мегаполисах даже не видно, что проводится фестиваль.
— Какие перспективы у нынешнего кинофорума?
— В Одессу будут ездить с удовольствием. С моей точки зрения, этот фестиваль имеет будущее. Здесь может что-то произойти. Это зависит не только от того, какие вложены средства. Важно, как фестиваль будет развиваться, как выкристаллизуется его профиль. Это вопрос времени, пока ещё многое не определено. Но я думаю, что здесь столько умных людей, они выберут правильное направление.
Скажем, мастер-классы — позитивное начинание, без сомнения. Это и рассказ о творчестве, и авторская встреча. Когда я больше говорю о профессии, я меньше говорю о себе как о художнике. Но задавали много вопросов, был интерес. А когда есть заинтересованность — хочется приехать. Туда, где только приёмы, официальные мероприятия и красная дорожка, ехать не хочется. Это все знают уже.
Я могу делать выводы со стороны, ведь здесь не было представлено ни одной моей картины: живое общение во время мастер-классов определённо удалось. В будущем, если пойти дальше, можно сделать авторские мастерские, ведь мы говорили долго, а многое не успели даже затронуть, темы непростые поднимались.
— Вы говорили с молодыми украинскими кинематографистами. Какие проблемы вам показались первостепенными?
— Многие понятия не имеют, как правильно преподнести замысел. Молодым кинематографистам надо подсказать, как и что делать, какие правила игры в этом закрытом мире кинопроизводства. Здесь, на постсоветском пространстве, не умеют представлять свои идеи — это главная проблема.
Молодёжь должна в этом разобраться, никто же со стороны не подскажет. Я вижу, что здесь и пожилые-то люди не знают, как представлять свои работы. Например, приносят мне текст, как будто не знают, что тексты никто не приносит, это не принято. Никаких сценариев посылать нельзя — никто не будет читать.
Люди не знают техники питчинга, не знают, как это принято. Сами кинематографисты не знают. Поэтому я бы хотел, чтобы в следующем году здесь был большой конкурс питчинга, с предварительным отбором. Чтобы те, кто сумеет хорошо представить свой проект, получили возможность выступить перед продюсерами. Тогда будет польза.
В прошлом году, на Кавказе, я принимал участие в таком заранее подготовленном конкурсе. Всё происходило на английском языке. Были приглашены кинематографисты, продюсеры — и многие фильмы уже снимаются. Очень практичный ход, но надо заранее продумать. За два месяца начать отбор, организовать тренинг. Таков правильный путь.
В моём портфеле 50 картин, не меньше. На каждом фестивале вручают. Я везу с собой десятки картин, которые я не посмотрю, пока не будет на то причины. Вот я и пробую объяснять молодым технологию, как и что сделать, чтобы получить результат, разжёвываю по пунктам правила кинобизнеса. Но вижу, что люди находятся в плену сентиментальных иллюзий, не имеющих ничего общего с правилами, действующими в деловом мире профессии. И они не верят, что так не принято, вручают мне диски, а я эти фильмы никогда не посмотрю. Ведь в Варшаве ещё десяток картин ждёт.
Никто не смотрит чужие картины, на это просто нет времени. Если мне автор по-человечески интересен — тогда посмотрю. Или по какой-то другой причине.
— Как вы считаете, есть ли недоработки в самой концепции фестиваля?
— Повторюсь: закончившийся фестиваль мне кажется позитивным явлением. Да, иногда кажутся одиозными многократные упоминания, что здесь показывают фильмы с изрядной порцией хорошего юмора. Но ведь это могут быть любые осмысленные картины. Когда есть работа для мозга — этому уже можно радоваться. Юмор придаёт смысл происходящему. Интеллигентный зритель может улыбаться тому, что на первый взгляд вовсе не смешно, если фильм в целом снят мастерски.
Я понимаю формулировку так, что здесь мы увидим фильмы с изрядной порцией радостного отношения к происходящему. Это не обязательно должны быть комедии, но обязательно, чтобы работы требовали интеллектуальных усилий от зрителя. Понимание сложного киноязыка требует усилий, это не тупое смотрение в экран под жевание и глотание попкорна. Все фильмы, в которых есть смысл, могут быть представлены на фестивале.
Сегодня не так важно, где мы снимаем фильмы и где мы их показываем. Сейчас есть самолёты, поезда, — место фестиваля не имеет кардинального значения.
Но должны быть факторы, делающие точку проведения фестиваля притягательной. Тут правильно выбрана территория — это прекрасный город у моря. Есть гостиницы, кинотеатры, есть отзывчивая публика, есть молодые, есть студенты. Есть сложившийся менталитет Одессы, известный всему миру. Город-легенда притягивает. Такая совокупность факторов придаёт уверенность, что фестиваль может иметь развитие.
|
