|
Когда кто-то с увлечением и вдохновенно рассказывает о своей работе, можно просто заслушаться и возмечтать, что сказанное на самом деле соответствует действительности. Так накануне Московского кинофестиваля «расписывал узоры» в журнале Premiere генеральный директор Ренат Давлетьяров: «Подготовку фестиваля, особенно такого большого, как Московский, можно сравнить с тем, как ткут узорный ковер - каждый сантиметр требует предельного внимания. Фестиваль - это тысяча нюансов и деталей, которые нужно связать воедино, это, с одной стороны, непрекращающийся кошмар - столько работы необходимо сделать, а с другой - это... настоящая фиеста. Ведь напряженная работа приносит особое удовлетворение, когда видишь, что тысячи людей участвуют в созданном тобой празднике».
Однако в интервью под названием «Ковер с узором» можно почувствовать не только благостные нотки. Вспоминая о прошлогоднем фестивале, г-н Давлетьяров сокрушается: «Мое недовольство, в основном, вызвала неразбериха вокруг кинопоказов, здесь как раз и были проблемы. Когда картина вовремя не приезжает и сеанс переносится, соответственно смещаются во времени и следующие за этим события - вынужденно меняется время приезда и отъезда делегации и т.д. Многим службам, работавшим на фестивале, было сделано последнее предупреждение. Если повторятся проблемы, связанные с организацией фестиваля, неизбежны кадровые репрессии. Ведь в конечном итоге за фестиваль отвечает Никита Михалков и я, и подставлять себя мы не собираемся».
Прошу прощения за столь пространную цитату, но уж очень она точно характеризует, что благими намерениями у нас вымощена дорога в ад. И как мужчина и просто восточный человек, Ренат Давлетьяров должен был бы если не сделать себе харакири, то честно подать в отставку, перед этим уволив всех, кто организовывал ХХII Московский кинофестиваль. Потому что бардак, творившийся с хронической заменой фильмов во внеконкурсной программе в 1999 году, повторился на этот раз в еще большей степени. Хотя куда уж хуже?!
Помнится, что на мартовской дискуссии между дирекцией Московского фестиваля и журналистами, где, кстати, был клятвенно обещан письменный договор с прессой (но, разумеется, положен под сукно, согласно давней чиновничьей традиции), возник один разумный вопрос. Неплохо бы пишущим о кино заранее, за месяц-другой, знакомиться с заявленными на фестиваль фильмами, чтобы, между прочим, отрекламировать их накануне, а также не обременять дирекцию требованиями о посещении просмотров в тот момент, когда преимущество должно быть за обычными зрителями. Ренат Давлетьяров отреагировал на это, словно на прилет инопланетян, как будто никогда не знал, что в советские времена, когда все решала так называемая отборочная комиссия, критики могли видеть присылаемые ленты начиная уже с мая. А к открытию фестиваля имелись в наличии процентов восемьдесят от весьма значительного количества картин, которые тогда показывались по всей Москве - и досадных сбоев было на редкость мало, причем каждый из них действительно воспринимался как ЧП. И вообще порядка было больше - наверно, и из-за того, что могли последовать не гипотетические, а вполне реальные выговоры или увольнения.
Сейчас же, как ни умоляли представители прессы избавить их от линейных менеджеров и распространителей билетов, которые почти не достаются тем, кому они якобы предназначены, а также освободить от работы совершенно не справляющегося со своими обязанностями руководителя пресс-конференций Александра Олейникова, все по-прежнему остались на своих местах. Это называется - «а Васька слушает да ест». Ведь генеральный директор Московского фестиваля тоже оказался любителем басен, которые лично вслух зачитывает по ОРТ, чтобы устыдить режиссера Павла Лунгина, осмелившегося покритиковать отдельные недостатки, еще встречающиеся кое-где и иногда. Можно еще напомнить поучительную историю про Тришкин кафтан, который растягивали пошире, пока не порвали. ММКФ тоже изо всех сил пыжится, хочет прыгнуть выше головы, кричит громогласно о статусе «А», который вообще-то трудно получить, но, видимо, еще сложнее потерять.
Тут происходит то же самое, что и с международным положением России, которую по привычке держат в составе великих держав, хотя по уровню экономики и жизни людей мы давно уже плетемся среди плохо развивающихся стран. Но обидное определение «Верхняя Вольта с ракетами» все-таки верно в том плане, что оружие, включая ядерное, у России действительно имеется, и Запад просто по инстинкту самосохранения не желает рисковать, а также не хочет нарушать пресловутый паритет, баланс сил.
А что же есть у Московского кинофестиваля, кроме собственного апломба, раздутого до неприличия, и еще неуважительное отношение к тому, что восточнее российской столицы, как к «чему-то азиатскому». Знаменательны комментарии отборщиков конкурсной программы, вынужденных по настоянию ФИАПФ (Международная федерация ассоциаций кинопродюсеров) изъять на второй день индийский фильм «Скорбь» по причине его участия в международном киносмотре в Нью-Дели. «Но это же азиатский, региональный фестиваль!». Однако в статье 5 Регламента ММКФ ничего не сказано про «азиатчину», а более политкорректные кинематографические конкурсы в Канне, Венеции, Берлине и Локарно, наоборот, создали моду на кино Азии и стараются перехватить фильмы с Востока до того, как они попадут на местные фестивали. И если уж соблюдать официально заявленное «право первой ночи», то без оговорок, что невеста, извините, «немножко беременна», успев получить несколько призов на других смотринах.
Неистребимое русское «авось» позволяет беспечно надеяться, что опять выплывем, прорвемся, проведем фестиваль так, что весь мир закачается... Между тем кинообщественность земного шара практически не замечает, что где-то на среднерусской возвышенности далекие потомки славян, оказывается, устроили какой-то праздник, усиленно зазывают в гости, преждевременно трубя о тех, кто вряд ли приедет. Главное - пустить весь пар в гудок! Похвалить самих себя до того, как все равно обругают. Или оплюют, подобно верблюдам, как раздраженно заметил в одном из телеинтервью Сергей Соловьев, в недалеком прошлом - один из охаянных организаторов ММКФ, а теперь приглашенный в члены жюри (кажется, никто не заметил, что, вопреки правилам, их количество было нечетным!). Все, кто причастен к проведению Московского кинофестиваля, сразу же встают в боксерскую стойку, отметая удары своеобразным способом - продолжая дальше вешать доверчивым гражданам лапшу на уши.
И немало журналистов и критиков, покорно выстаивая в пресс-центре в ранних утренних очередях за редкими билетами, словно в войну - за пайками хлеба, выслушивая подчас оскорбительные речи в адрес всей прессы и ее отдельных несознательных смутьянов (вроде обозревателя «Итогов» Юрия Гладильщикова, которого ценят от Монреаля до Локарно, а в Москве за человека не считают), предпочитают вообще не ссориться с дирекцией, уж тем более не задевать даже косвенным намеком «дорогого Никиту Сергеевича». Хотя он на словах в том же журнале Premiere проповедует верные и трогающие душу мысли: «Это фестиваль, на котором человеческий фактор играл бы основную роль. Мне бы хотелось, чтобы он сочетал в себе расслабленность, с одной стороны, и, с другой, - абсолютную четкость в программе и информационную выверенность. Удобство посмотреть то, что ты хочешь. Возможность точно знать расписание показов, уверенность в том, что тебя туда обязательно доставят. Фестиваль - это праздник для участников и тяжелейшая работа для организаторов. Плюс большая ответственность». Как же Михалков, сам того не осознавая, по-крупному «подставляет себя», если пользоваться терминологией Рената Давлетьярова.
Сергей Кудрявцев
В заключение - несколько цитат о ММКФ прежде всего из онлайновых изданий, которые почему-то считаются менее доступными для людей, хотя, пожалуй, все наоборот.
«У ММКФ из года в год конфликты с прессой. Если на других фестивалях именно пресса и публика наиболее привилегированные касты, то в Москве - наиболее гонимые. Странность, собственно, в том, что прессе не дают смотреть кино. Разрешают - лишь конкурсные картины, один раз и в определенные часы. На внеконкурсные надо выпрашивать бесплатные билеты, которых почти не бывает. По обычной аккредитации в зал не пустят, даже если он полупустой. Официальное объяснение: владельцы кинотеатров якобы опасаются, что вся тысяча аккредитованных возьмет и разом притащится на какой-то из сеансов, и рядовым зрителям не хватит мест. Но на более значимом Берлинском фестивале кинотеатры тоже частные, публика еще активнее ломится в залы, а журналистов аккредитовано больше. Тем не менее никаких проблем: смотришь, что и когда хочешь, и (если есть желание) не по одному разу. Пресса разумно поделена на категории. У представителей более авторитетных изданий - больше возможностей, у менее - чуть меньше. В Москве на этот раз тоже ввели категории, но карточку "А" (пропуск-вездеход) получило мизерное число журналистов. Почти все опять оказались в одинаковых условиях - одинаково бесправными. Поскольку проблема не решается, возникает резонная мысль, что не решать ее фестивалю выгодно. Что ситуация с прессой возникает не из-за безалаберности, а спланирована. Что речь можно вести об еще одном ноу-хау ММКФ. Во-первых, фестивалю попросту не важно, пишет пресса о фильмах или нет. Это важно для фестивалей уровня Каннского или Берлинского, которые озабочены кинобизнесом, своей культурной миссией и международной репутацией. Канн зазывает тысячи иностранных журналистов, на ММКФ - их почти нет. Ведь он добивается признания не мирового киносообщества, а исключительно Белого дома, спонсоров и местной элиты вообще. Эта элита кинокритику читает редко. Чтобы убедиться в том, что фестиваль состоялся и деньги не пущены на ветер, ей достаточно увидеть качественную церемонию открытия, эстрадные подмостки перед «Пушкинским», а также большие блоки светских новостей фестиваля в газетах и журналах. Во-вторых, чтобы пресса спокойно смотрела фильмы, надо просто выкупить у кинотеатров больше мест, а фестиваль явно жаждет оставить побольше денег в собственных закромах. В-третьих, в условиях дефицита прессой удобнее манипулировать. Можно дать кому-то те же самые билеты в кино, но с заднего крыльца - благодарностью будет вольная или невольная лояльность к фестивалю. Нынешнее деление прессы на категории, которого добивались профессиональные киножурналисты, было произведено так мудро, что возможностей управлять стало еще больше. Те немногие, кто получил «вездеход» «А», начинают придерживать язык, чтобы «А» не отняли. Среди тех многих, кто не получил, наверняка найдутся такие, кто постарается выслужить возможность получения «вездехода». Если учесть, что в информационные спонсоры фестиваль разумно привлек самый массовый телеканал и самую массовую московскую газету, то можно считать, что пресса у него в кармане. В-четвертых, чем больше журналисты будут ходить в кино, тем вероятней, что они напишут о недостатках программы и презрении фестиваля к зрителям. Тем больше шансов, что кто-то из спонсоров может призадуматься. Пусть уж лучше эти журналисты сосредотачиваются на милой светской мишуре. Очень удивлюсь, если система вдруг изменится. Она совершенна» (Юрий Гладильщиков, «Итоги»).
«Несуразности. Наш фестиваль по-прежнему остается великолепным поставщиком материала для этой темы. Чтобы ориентироваться в программе показов, надо быть настоящим профи. Уже пора предприимчивым гражданам организовывать специальные бюро поддержки для зрителей. Перед началом праздника СМИ пытались облегчить нелегкую жизнь киномана. Уже тогда опубликованные программы смущали некоторыми расхождениями, а впоследствии оказалось, что верного расписания не дал никто. Единственный шанс понять, где и что можно посмотреть, имели лишь посетители пресс-центра. Точное расписание давалось только на день вперед» (gazeta.ru). «В субботу вечером, в воскресенье утром» - был такой фильм английских «молодых рассерженных» с Альбертом Финни в главной роли. Само это кино из жизни британского пролетариата здесь не при чем. Однако его название и эмоция, определившее имя направления, сгодятся для того, чтобы подвести черту под двадцать вторым Московским МКФ. Номер которого означает перебор, а качество говорит о серьезном недоборе по многим фронтам. Что касается эмоции, то досада на внутреннее устройство фестиваля и его конкурс стала за десять дней общим местом. И потому я сейчас не буду усиленно эксплуатировать это чувство - скажу лишь, что оно справедливое» (Дмитрий Савельев, E-Start).
«Под занавес Московского фестиваля Никита Михалков пообещал исправить то, что не получилось теперь. Это обнадеживает: фестивалю предстоит преодолеть неумную обидчивость. Он нервно реагирует на критику и портит себе реноме. Наиболее патологическую форму болезнь приняла в инциденте с Павлом Лунгиным, который вне конкурса показал премированный в Канне фильм «Свадьба». Живущего во Франции режиссера пригласили в программу ОРТ «Доброе утро», и он там поделился своим мнением. О дальнейшем читателям «Известий» расскажет сам пострадавший.
- С одной стороны, фестиваль народен, люди хотят смотреть фильмы. И в то же время зародился чисто советский номенклатурный подход: люди делятся на категории, у них разные права. И когда спросили мое мнение, мне показалось, что критика будет полезной фестивалю: просчеты поддаются исправлению. Я сказал, что, по-моему, для нашего фестиваля лучше выбрать путь Карловых Вар, где ставка делается на киноманов и молодежь, а не на помпу и звезд, которые все равно не приезжают. И тут же в «Дневнике фестиваля» получил отпор, который подтвердил возврат советских традиций: по мне ударили с двух флангов из орудий образца 50-го года. В ход пошло все, в том числе оружие, на которое, казалось бы, наложен мораторий. Сам директор ММКФ мне объяснил, что я Иван, не помнящий родства, и что, согласно басне Михалкова, я из тех крыс, что сало русское едят. И коль беру деньги во Франции, то вообще должен молчать. И что мой фильм и показывать-то не хотели, но я повалялся в ногах и выпросил. Вот такая история. Нечто подобное услышал на пресс-конференции и Александр Буравский, автор другого фестивального фильма. Реанимация антиэмигрантских настроений и впрямь напоминает худшие времена: поднимают головы ксенофобы, прокуроры-любители. Не лучший импульс к возрождению фестиваля» (Валерий Кичин. «Известия»).
«Жалуются только представители средств массовой информации. Очень сложно им всякий раз попасть на стоящий показ. Надо вставать на рассвете и, бросив все дела, любимую работу, пресс-показы конкурсных лент, мчаться в Манеж, где располагается пресс-центр, чтобы разжиться билетиком. Но и это не гарантия, что удастся куда-то в приличное место попасть. Слава Богу, хоть очереди немного рассосались, видно, люди отчаялись достать билеты в кинозалы и не приходят вовсе, довольствуясь доступным конкурсным показом» (Светлана Хохрякова, «Культура»).
«С еще одной звездой мирового кинематографа, председателем жюри, греческим режиссером Тео Ангелопулосом произошел небольшой скандальчик. Ангелопулос привез на фестиваль свою ретроспективу, состоящую, правда, всего из трех картин: «Прерванный шаг аиста», «Улисс» и «Вечность и один день». Ретроспектива должна была проходить в кинотеатре «Художественный». Однако в первые же минуты стало ясно, что перед мэтром придется долго извиняться: во-первых, зал оказался наполовину пуст, во-вторых, звук был настолько чудовищным, а перевод - настолько безграмотным, что Ангелопулос, недолго думая, попросту снял ретроспективу. Правда, ввиду хороших отношений с Наумом Клейманом режиссер согласился показать свои фильмы в Музее кино» (Екатерина Барабаш, «Независимая газета»).
«Пока наши отборщики будут относиться к конкурсу с той удручающей небрежностью, в серьезном деле просто губительной и свидетельствующей скорее о невзыскательном вкусе и поспешности выбора, чем о приверженности некоей идее, до тех пор мы будем иметь такой фестиваль, какой имеем все последние годы. На любом международном киносмотре категории «А» конкурсная программа является его «лицом», по которому судят об уровне и престиже фестиваля. О «лице» Московского МКФ отчего-то никто по обыкновению не заботится. Несмотря на то что в этот раз накануне открытия фестиваля с гордостью было произнесено немало обнадеживающих заверений о высочайшем уровне и даже о некоем «сюрреалистическом принципе», по которому якобы будет построена конкурсная программа, мы получили все тот же случайный набор картин, неизвестно по каким резонам выдвинутых в соревнование за «Святого Георгия» (Нина Горустович, «Независимая газета»).
«ММКФ, слава богу, закончился. Мнения о нем колеблются в пределах от «посредственно» до «очень плохо», то есть в любом случае не слишком комплиментарны. На самом деле нынешний ММКФ оказался хуже предыдущего. Интриги конкурса не получилось, победителя несложно было предсказать заранее... а сам конкурс стал смотром фильмов либо поразительно бездарных, либо совершенно не фестивальных. Такое ровное, но пустое кино, как фильм Занусси, выигравший Гран-при, не должно побеждать на современном кинофестивале. Внеконкурсная программа сильно пересеклась с грядущим кинопрокатом, отчего потеряла привлекательность фестивального эксклюзива. Из звезд не приехал почти никто, и поэтому наглая предфестивальная реклама Тарантино предстала в еще более неприглядном свете. С каталогами, расписанием, прессой и прочей околофестивальной жизнью ситуация, по сравнению с прошлым годом, если и изменилась, то в худшую сторону. В результате политкорреткная пресса, силясь обнаружить достоинства, остановилась на доске для субтитров в Пушкинском и на кинофоруме стран СНГ и Балтии. Других достоинств не обнаружено.
22 московский кинофестиваль отмечен значительной эволюцией в отношении к нему со стороны прессы и общественного мнения. Многие признали, наконец, что фестивальный конкурс никуда не годится, что это вообще не конкурс, а имитация конкурса, примерно так же, как фильм триумфатора Занусси - не серьезное размышление о жизни, а его изображение, пустышка, за которую жюри схватилось с готовностью натренированного младенца. Чтобы указанную эволюцию можно было считать реальным прогрессом, не хватает малого - признать так же публично, что в катастрофическом конкурсном наборе виноват не только условный Ельцин, но и чуть-чуть - отборочная комиссия во главе с ее председателем Кириллом Разлоговым, в обязанности которой входит отбор фильмов в фестивальные программы, и в том числе и на конкурс тоже. В этом сезоне, увы, было принято считать, что конкурсная комиссия ни при чем, а дело в объективных трудностях, от денежных до разлада в среде отечественных кинематографистов, и проблемах с какой-нибудь культурной самоидентификацией, пока так и не решенных. Комиссию хотя и пнули за неоправданный предфестивальный пиар, но несильно, в том духе, что, мол, в следующий раз просто надо быть потише и не называть ужасный конкурс очень качественным, и тогда фестивальная гармония будет обретена вновь. Никто - ни пресса, ни организаторы - не требуют от комиссии хороших фильмов. Просто имеет место констатация факта: ну не покатил конкурс, что поделаешь...
Главный отборщик на крупном фестивале, каким ММКФ хочет быть очень старательно... - не просто кинолюбитель, слово которого ничего не стоит. И он не только несет ответственность за конкурс, но и вообще является статусной фигурой, важным персонажем, лицом, одновременно задающим тон и стиль и реагирующим на них. Кинофестивали не столько имеют отношение к конкретным хорошим фильмам, сколько к общему контексту, что в целом справедливо. Любой фестиваль - спецмероприятие по обнаружению культурных авторитетов, с большим либо меньшим влиянием на процесс» (Миша Фишман, polit.ru).
«Фестиваль завершился. Его итоги можно подвести в двух словах. Конкурс был, как всегда, плох, и об этом никто бы и не заговаривал, если бы каждый раз нам не обещали, что «на этот раз стыдно не будет». С журналистами обращались как с людьми, которые ходят в кино развлекаться (выдавали максимум по два билета в день в руки в девять утра. При этом при замене фильма билеты назад не принимали. Не гребет, уплочено, как сказали бы герои «Южного парка». Гильдия кинокритиков пообещала международный скандал. Надо бы)». Сергей Кузнецов, pole.ru.
«Наверное, есть масса людей, которые даже не заметили, что в Москве случился XXII Международный Московский Кинофестиваль... Тем более, что в организации ММКФ по-прежнему зияют огромные дыры. По окончании фестиваля всем аккредитованным журналистам предлагали оставить отзыв о работе административных служб и пресс-центра. Там, конечно, работали чрезвычайно милые и симпатичные девушки, но тем не менее вопрос «удалось ли Вам увидеть все, что хотели?» воспринимался как издевательство. В день журналистам предлагалось 2 билета, получать их можно было лишь на день вперед, соответственно, каждое утро в 9 часов в пресс-центре выстраивались озабоченные очереди. Но юмор ситуации заключался в том, что расписание показов менялось каждый час. Соответственно, если я взял билет на определенный завтрашний сеанс, а в программе произошли изменения, я наверняка не смогу посмотреть то, что собирался (тем более, что некоторые фильмы так до Москвы и не доехали). И это при том, что как аккредитованный журналист я имел на порядок больше информации, чем обычный зритель. Мне, как минимум, выдали каталог, где была информация о привезенных фильмах. Правда, информация чрезвычайно куцая и далеко не обо всех фильмах, каталоги появились в пресс-центре лишь через несколько дней после начала фестиваля и рассыпались на отдельные страницы после дня использования. Новое российское кино, для просмотра которого приезжают редкие иностранные гости, аборигенов в фестивальную декаду почти не интересует, кинорынок производил впечатление мертворожденного. Конкурс, судя по объявленным результатам, был проведен для проформы. Почему все получается именно так, я не знаю, но вопрос - для чего в Москве проходит фестиваль - снова начинаю себе задавать» (Александр Бобчинский, utro.ru).
|
