|
Состоялась пресс-конференция по поводу XXIV Московского кинофестиваля, который пройдет с 21 по 30 июня. В конкурсную программу вошли (как это и принято в последние годы) всего 16 фильмов, что составляет почти две трети от того количества, которым усердно потчевали в застойные годы существования СССР. Разумеется, компактный список лучше, хотя всегда есть риск оставить за бортом какие-то ленты, достойные показа именно в основной секции. Судя по представленным картинам в этом году, отборочная комиссия во главе с известным киноведом и культурологом Кириллом Разлоговым пытается в равной степени учесть разные составляющие кинопроцесса, соблюсти некий баланс интересов при полном понимании, что любое равновесие и даже желаемая гармония - вещи относительные.
По возрастному составу режиссёров программа делится примерно на три части. К опытным мастерам относятся итальянцы Паоло и Витторио Тавиани («Воскресение» - их третья по счёту экранизация прозы Льва Толстого), наша, российско-украинская, постановщица Кира Муратова («Чеховские мотивы»), американец Боб Рэфелсон из поколения «бунтарей 60-х годов» («Дом на Турецкой улице» по рассказу Дэшиела Хэммета), поляк Кшиштоф Занусси, который своим «Приложением» дополнил картину «Жизнь как смертельная болезнь, передающаяся половым путем», получившую Гран-При в Москве два года назад. Грек Вангелис Сердарис («Седьмое солнце любви») и бразильянка Сузана Амарал («Тайная жизнь») у нас менее известны, хотя последняя номинировалась на «Оскар» за фильм «Час звезды». К среднему звену, едва перевалив за пятидесятилетний рубеж, принадлежат российский режиссер Александр Рогожкин («Кукушка»), эстонец Арво Ихо («Сердце медведицы»), австриец Фриц Ленер («Праздник Йедерманна») и сербка Ратиборка Черамилец («Виртуальная реальность»). Наконец, молодежь (преимущественно дебютанты) представлена именами датчанки Хеллы Йооф («Всё кувырком»), иранца Вахида Мусаяна («Зов земли»), финки Саары Саарелы («Ни вздоха, ни смеха»), нашего клипмейкера Романа Прыгунова («Одиночество крови»), чеха Дана Свитека («Проклятые») и японца Хироси Андо («Синева»). А в тематическом и жанрово-стилевом плане конкурсная программа смотра кино в Москве являет собой сочетание разнополярных устремлений авторов, которые так же по-особому относятся к проблеме традиций и новаторства. И возраст тут не играет никакой роли! Например, Муратову ни за что не назовешь традиционалисткой, с другой стороны, молодой режиссер Мусаян, конечно, не может не учитывать манеру текучего повествования, принятую в иранском кино.
Довольно необычна для этого Московского фестиваля антитеза отнюдь не Востока и Запада, а Севера и Юга, что смещает давно сложившиеся представления о модной кинематографической географии. Нордическая направленность свойственна не только датскому, финскому и эстонскому фильмам, но и двум российским картинам - «Кукушка» (действие происходит в 1944 году, в канун выхода Финляндии из второй мировой войны) и «Одиночество крови» (зимняя московская натура принципиально важна для этой ленты). Да и в «Воскресении» возникает «сибирский мотив», а американский «Дом на Турецкой улице» снят в более северном Монреале. Напротив, типично южная действительность определяюща для понимания иранской, греческой и бразильской лент, кроме того, тема лета и жары присутствует в сценах в Таиланде в чешском фильме «Проклятые», в японской «Синеве» и австрийском «Празднике Йедерманна».
Кстати, в ином смысле «горячая» сюжетная линия характерна для картин о нетрадиционной сексуальной ориентации («Всё кувырком», «Седьмое солнце любви», «Синева») или с мистическим подтекстом (любовь к женщине-медведице в «Сердце медведицы»). Но уже запредельным холодом может повеять от истории покончившей с собой девушки, которая появляется на венчании своего бывшего любовника («Чеховские мотивы») и от рассказа о попавшем в автокатастрофу модном кутюрье, выпросившем у Смерти всего один день для прощания с жизнью («Праздник Йедерманна»). Те же самые контрасты и столкновения по новой «северно-южной оси» следует ожидать и от внеконкурсной программы, где «Кино Норвегии сегодня» соседствует с циклом «Афганский узел», а в рамках рубрик «Восемь с половиной фильмов», «АиФория», «Экзотика» и «Большие надежды» подобная «сшибка полюсов» будет происходить внутри. И порой по названию даже трудно определить, что «Дождь» Кэтрин Линдберг - о душной атмосфере в штате Айова, а «Река» Алексея Балабанова - об изнывающих от холода якутах, «Где живут эскимосы» Томаша Вишневского - о последствиях войны в Югославии, а «Лай» Каси Адамик - отнюдь не о лагерной жизни в Сибири. Действие «Японии» Карлоса Рейгадаса происходит на самом деле в Мексике, а в «Счастье семьи Катакури» Такаси Миикэ и в помине нет никакого счастья, поскольку это вообще - «мюзикл ужасов», такое демонстративное смешение жанров и нарушение всех правил приличия, что раньше и в кошмаре не могло привидеться.
Мир ныне подобен вышедшему из строя компасу, в котором взбесившаяся стрелка уже не может определить, где Север, а где Юг. Вот и современное кино, отражая эту лишённую строгого вектора и абсолютно хаотичную реальность, мечется между разными полюсами, пытаясь найти некую стабильность, пусть шаткую и недолгосрочную. Кажется, что программы XXIV Московского кинофестиваля, посвященные сегодняшнему кинематографу, этот поиск отслеживают. А в качестве того, что надо воспринимать неизменным и даже непоколебимым, предлагаются ретроспективы классиков кино - Бориса Барнета, Стенли Кубрика, Григория Чухрая. Они, как магнит, продолжают притягивать и после смерти.
|
