Сергей Соловьев: Озарение детства, или Звезда в колодце (часть 3)

Середина лета.

Не правы те, кто считает, что отроческие страсти в фильме «Сто дней после детства» Александра Александрова и Сергея Соловьева облегчены и олитературены, что авторы пытаются спрятаться за культурными ассоциациями от острых и сложных проблем, волнующих современных подростков. Нужно видеть во взаимоотношениях героев ленты не навязчивые реминисценции, допустим, из творчества Лермонтова, а то, что же заставляет ребят обращаться к произведениям искусства. "Маскарад" не ради маскарада. Хотя авторы несколько иронизируют над этим "маленьким театром". Но подобным же образом они добродушно смеются над воспитанниками из пионерского лагеря, над Ксений Львовной, совершенно не знающей, как и что ей надо воспитывать в них. Необходимо на самом деле "воспитание чувств", в чем без помощи искусства не обойтись. Каждый из ребят ищет объяснение своего характера, самого себя, других людей и мира вокруг. Искусство - это шпаргалка в руках ученика, которую не замечает учитель. А учитель - это жизнь.

Лопухин может сыграть Арбенина потому, что сам л ю б и т. Но искусство, как и любовь, дает возможность лишь внутреннего самоутверждения. А Митя хочет быть Арбениным и внешне. Новеллу "Маскарад. Акт второй" заключает поразительная по своему лиризму и пронзительности звучания сцена: в предвечернем тумане, на поляне, в высокой траве Соня Загремухина учит Митю Лопухина танцевать, напевая в такт звучащей в ней мелодии. Она счастлива, а он даже не догадывается о причине этого счастья.

Митя всего лишь хочет быть во всем лучше Глеба. Для этого ему нужна и физическая закалка (новелла "Бессонница. Середина лета"). Вынужденная бессонница Лопухина рифмуется с бессонницей Печорина перед дуэлью. Текст из "Героя нашего времени" звучит иронически. Бессонницу Мити можно воспринимать как его дуэль с самим собой, вернее, со своей маской, когда уже есть желание открыть лицо. Но это и поединок со всеми, кто не верит, что он - личность, и кто, кроме Сони, считает его "тюфяком". Это дуэль ради самого себя и своей любви.

Все это подтверждается в трех следующих новеллах "Компот из вишен", "Подвижные игры на свежем воздухе" и "Неожиданный ливень. Август". Но порой герой просто не знает, что нужно делать в тот или иной момент. Безмятежное детство, когда ничего не нужно было решать, прошло. Теперь каждый день ставит перед Митей Лопухиным сложнейшие вопросы, на которые он с а м должен дать ответы. Судьба Мити, счастье или несчастье зависят от него самого. Сможет ли он выстоять, преодолеть противоречия? Его личность еще в состоянии становления. Герой может стать кем угодно, пока не стал к е м - т о. Митя "пробует" разные характеры, различные маски. Он ищет себя. Поиск же чреват заблуждениями. Путь к истине не является прямым. Кроме того, чтобы постичь истину, человек должен пройти через собственные ошибки и пережить их.

А потом будет спектакль. Лопухин произнесет слова роли Арбенина ("Тебя любить - за то ль, что целый ад ты в грудь мне бросила?..") спокойно, не выдавая происходящего внутри него. И будут аплодисменты. Что же дальше? Митя теперь может говорить от имени самого себя. Он имеет право сказать Лене о любви. Он доказал, каков сам и каков Глеб. А Лена должна выбрать. "...я хотел бы сказать тебе обо всем именно здесь, пока лето не кончилось...". Без этого письма невозможно вступление героя в новую жизнь. История требует завершения, "потому что все на свете кончается". Закончатся и сто дней - Митю ждет юность.

После ста дней после детства.

Лена приходит к Мите - и уходит, как уходит лето, детство, любовь, как проходят сто дней. Лена - словно и есть сто дней после детства. Вот еще почему Митя должен сказать ей о любви именно на том месте, г д е он влюбился, и в то лето, к о г д а влюбился. Лена Ерголина выбирает Глеба Лунева. Митя Лопухин остается один. Он встречает рассвет, мучительно переживая первую в своей жизни драму. "Если ты не умираешь от любви, ты уже не можешь жить с ней" (изречение, приписываемое Мерлину). Митя не может больше жить со своей любовью. Она умирает. А с нею - как будто и он сам.

Через весь фильм проходит мотив сна. Сон - аналог смерти. В прологе мы видим спящего героя. Окно открыто, и занавески колышутся под ветром. За окном - прекрасный и удивительный мир. Но Митя еще с п и т. Это - метафора его спящей души. Вынужденная бессонница - попытка преодолеть сон. Митя закаляет себя - а это и есть процесс его пробуждения. И все-таки он не спит отнюдь не всю ночь. А вот в новелле "Воспитание чувств" сидит до рассвета. Рассвет в начале ленты и в финале - вроде бы один и тот же. Но герой - д р у г о й. Встреча рассвета оказывается аналогом нового рождения. Митя Лопухин прошел через испытание чувств. Умер, как и умерла его любовь. И вновь родился.

И это рождение связано также с появлением Сони. Она - как новое озарение. Но Митя встречает Соню резко: "Не надо меня жалеть". Как раньше красота Лены и любовь к ней представляла для него красоту всего мира, так теперь ее отказ означает крах и враждебность действительности. Митя с а м отчуждает себя, не допуская вмешательства в свое одиночество. Эгоистичность любви проявляется в том, что он просто не предполагает, что может любить не только сам, но и другие, что могут любить не одну лишь Лену, но и е г о. Герой все еще не верит в самого себя.

А Соня любит Митю чисто по-женски: незаметно, смиренно, не выдавая своего чувства, самоотверженно, преданно, искренне. Ей ничего не надо, кроме того, как всегда быть в нужный момент рядом с ним и ощущать себя счастливой, если он попросит о чем-нибудь. Возможно, сопоставление покажется формальным и необоснованным, но эта Соня в какой-то степени ассоциируется с Соней Достоевского, Соней Чехова. Они - как три сестры. Всех объединяет покорность своему уделу, прощение, чистая вера в лучшее будущее, гордая и нежная любовь. У Сони Загремухиной - настоящая любовь, хотя в ней еще много детской наивности и непосредственности. Правда, такие чистые натуры счастливо сохраняют свою детскость на всю жизнь. Они - как ангелы. Каждая любовь для них - как п е р в а я. Впрочем, женщина в любви - всегда р е б е н о к, смотрящий изумленными глазами. И когда Соня, неожиданно для себя, признается в любви Мите Лопухину, она от ужаса раскрывшейся тайны закроет лицо маленькими ладошками и вскрикнет сквозь плач: "Ой, мамочка!". А он, пытаясь успокоить, будет сокрушенно повторять: "Я же не знал... Я же не знал".

Признание Сони перевертывает все представления Мити. Раньше ему был нужен кто-то - теперь он нужен кому-то. Светлая любовь Сони возвращает его к жизни, помогает перерасти утраченную любовь. Лена Ерголина - это лето, которое нужно просто запомнить и носить с собой всю жизнь. Она - пробуждение чувств. А Соня - в о с п и т а н и е этих чувств. Это состояние "после ста дней после детства". Они двое, сидящие на рассвете у пустынного пляжа, еще ничего не знают, что с ними будет. Вся жизнь впереди. Позади же - детство, промелькнувшее по небу летней зарницей, падающей звездой.

Второе личное отступление.

Детство - начало жизни. После детства - значит после начала. Без начала нет продолжения. В жизни человека есть две крайние точки: детство и старость. Они во многом тождественны. Старик - это мудрый ребенок. Жизнь есть путь по параболе от одной точки к другой, от начала - но к концу ли? Жизнь - к о н ц е н т р и ч е с к и е к о л ь ц а. Детство - это первый круг. Человек рождается - будто падает камень в воду, и начинают расходиться круги. Конца же этому нет. Есть бесконечное расширение сферы. Человек пытается объять необъятное. Почему нет конца? Есть б е с с м е р т ье: "бессмертны все, бессмертно все...". И одна Жизнь на всех. Отдельная жизнь человека включается (передается, наследуется) в жизнь кого-то другого. Жизнь - аналог искусства. Художник не умирает. Он продолжается другими. Человеческие судьбы - это звенья цепи. Цепь же бесконечна. Жизнь человечества - это все-таки жизнь человеческого духа. Причем духовные открытия людей неповторимы, их нельзя открыть заново. Каждый прозревает с а м и в п е р в ы й р а з.

Открывая тайны, человечество смотрится в зеркало своего духовного опыта. Человеческий дух - словно Вселенная. Звезды - как судьбы людей. Гаснет звезда - кончается чья-то жизнь. Но тот, кто увидит падающую звезду, будет счастлив. Вместо умершей звезды рождается новая. Вселенная, космос, звездные небеса - это еще одно зеркало, в которое смотрится человечество. Зеркало остается, а человечество меняется, как меняются звезды. Чтобы посмотреть в это зеркало, надо не спать. Днем же звезд не видно. Но они есть. Только скрыты от нас, как скрыто занавеской зеркало.

Перед зеркалом.

В финале фильма "Сто дней после детства" бумажный змей запускается в синее небо, как в глубокий колодец. "Что за образ нашей судьбы - далекая высота, легкое подергивание шнура, натянутый шнур, невидимый, длинный, - и страх, что оборвется". Ребята следят за змеем. Прошло сто дней п о с л е детства. И оно само - словно бумажный змей. Всю жизнь необходимо видеть его в небе - как путеводную звезду, как м е р у человеческого бытия. Важно не потерять связь с детством. А так боязно, что тонкая нить порвется.

Кроме того, бумажный змей да и весь финал, пронизанный радостью и светом - образ о т к р ы т и я. Он рифмуется с открытым окном из пролога. Образ открытия суть образ мечты. Она нам кажется достигнутой. И все время оказывается похожей на убегающий горизонт. Впереди - новое, еще не открытое. Что ждет ребят, они на самом деле не знают, но души полны смятенных предчувствий. Что наша жизнь, как ни езда в незнаемое, как ни полет бумажного змея?! Если его отпустить - улетит. Что же тогда искать в небе?! Так и мечта. Что будет вести нас по жизни?! Жизнь останется без мечты, а мечта - без жизни.

Запуск бумажного змея - это прощание с детством. А потом будет мир п о с л е ю н о с т и. Открытие мира бесконечно, ибо это открытие духом человеческих тайн. Открыть - значит увидеть то, что не видят другие. Поэт тоже начинается с открытия, с удивления перед миром, с метафоры. Поэт - как ребенок, играющий в образы. А каждый ли из ребят сможет смотреть на мир через з е р к а л о д е т с т в а?! Будет ли их жизнь озарена детством?!

Финал фильма "Сто дней после детства" незавершен, открыт в бесконечность. Картина выходит в жизнь, чтобы замкнуться в восприятии зрителя. Здесь необходим элемент предположения: на основе ста дней Мити Лопухина интуитивно видеть всю его жизнь, словно видеть днем звезду в колодце. Но кто-то на это не способен. Фильм вызывает чувства у того, кто хочет откликнуться на чувства.