Десять лет без права возврата в СССР

В Доме кинематографистов в Москве состоялся V Форум кинематографий стран СНГ и Балтии, который проводился по инициативе Конфедерации Союзов кинематографистов и был посвящен десятилетию существования кино в постсоветском пространстве. На Форум прибыли кинодеятели из всех бывших республик СССР, которые, в отличие от политиков, предпочитают особо подчеркивать, что действительно сохранили между собой братские, дружеские и просто профессиональные отношения. В обширной программе игровых, документальных и анимационных лент были показаны 13 новых полнометражных фильмов - от дебютов (например, «Сестры» Сергея Бодрова-младшего) до работ сравнительно молодых режиссеров, представленных на престижных международных фестивалях («Свобода» литовца Шарунаса Бартаса из конкурса Венеции-2000, «Дорога» казаха Дарежана Омирбаева из «Особого взгляда» Канна-2001).

Кстати, названные ленты да еще, пожалуй, армянский «Веселый автобус» Альберта Мкртчяна и (с оговорками) киргизско-казахский «Брат мой, шелковый путь» Марата Сарулу производят в целом благоприятное впечатление. Некоторые же картины (допустим, узбекская «Чаёнгуль» Собира Назармухаммедова) кажутся настолько невразумительными в профессиональном плане, что впору говорить о явном регрессе кинематографических средств выразительности. Как будто перед нами продукция сорокалетней давности некой малоразвитой азиатской страны (допустим, Лаоса или Таиланда), где почти не слыхивали об искусстве кино. Теперь-то даже Таиланд вышел на международную арену, поставляя вполне оригинальные по мышлению и исполнению фильмы. Чего уж говорить о потрясающем «иранском кинобуме»! Однако трудно отделаться от ощущения, что ряд кинематографий бывшего СССР пребывает на отдаленных задворках мирового кинопроцесса, даже в том случае, если в экономическом и культурном плане эти страны ориентируются на более западный путь развития и, в частности, постарались перейти с кириллицы на латиницу. Но способ восприятия реальности, увы, остается неискоренимо «совковым»!

В этом смысле особенно ценным, но отнюдь не всеми воспринятым оказался художественный опыт Шарунаса Бартаса, которому тесно даже в рамках родной Литвы, вроде бы находящейся на крайних западных рубежах постсоветского пространства. Поэтому в его португальско-франко-литовской копродукции действие происходит в Северной Африке, в пустыне подле океана, по которой бесцельно и бесприютно слоняются сначала трое, потом двое, а в финале вообще один герой-литовец. И режиссеру-сценаристу, а также сооператору Бартасу удалось зримо передать на экране выматывающее состояние неопределенности и растерянности, в котором пребывает, пожалуй, все население прежней советской империи, существующее где-то в межеумочном мире неясных видений. Перед нами - словно современный вариант платоновского «Джана» о народе, лишившемся жизненной воли и души, затерянном в необъятных песках, откуда нет желания выйти.

В сталинские времена за якобы антисоветские деяния давали статью с формулировкой «десять лет без права переписки», что на самом деле означало верную смерть. Отмечая в этом году десятилетие жизни вне СССР, мы как будто уже «отсидели» данный срок, запрещающий возврат в былую эпоху. Но фактически мы оттуда и не выходили, поскольку продолжаем нести на себе бремя прежнего советского опыта, всё еще мыслим и чувствуем так, словно живем, например, в 60-е годы. Не туда ли обращены (прямо или косвенно) и «Дорога», и «Брат мой, шелковый путь»?!

Причем у Дарежана Омирбаева в его четвертой игровой ленте можно заметить весьма редкую для нашего общего менталитета самоиронию (фильм с феллиниевским названием как бы является для режиссера его версией «Восьми с половиной»), а главное - отстраненную рефлексию по поводу разных путей современной жизни и проблем национальной идентичности. Герой-режиссер, едущий на машине к умирающей в деревне матери, попутно проигрывает в своем сознании или в снах намеренно шаблонные, навязшие в зубах ситуации, знакомые нам по многим картинам. И только пребывание в родном селе, где мать уже умерла, станет инвариантной ситуацией - неслучайно, что в полностью русскоязычной ленте разговоры тут ведутся по-казахски.

Мотив дороги возникает и в работе Марата Сарулу - бывший шелковый путь спустя века превратился в «железную паутину», по которой проносятся поезда, где тоже представлены различные версии житейских и национальных судеб. Но только автор не удерживается, с одной стороны, от «чернухи» в изображении людских пороков, а с другой, впадает в несомненную декларативность, противопоставляя мудрого аксакала, знающего единственно верный путь в жизни, заплутавшему художнику, к тому же выброшенному с поезда. И он проходит мимо необычного сюжетного хода, когда можно было бы образнее столкнуть две реальности и два времени, представив мальчика, лишь желающего стать художником, тем самым «проезжим живописцем», которым ему, видимо, суждено быть с течением лет.

На дискуссии «Десять лет постсоветского кинематографа: тенденции, контекст, реалии» ее участники так и не пришли к выводу, где мы и как живем, почему одни кинематографии развиваются в сложной экономической ситуации, а другие застыли на месте? Но здесь следовало бы помнить о том, что искусство существует по своим законам, и порядок смены школ и течений, взлетов и падений вовсе не соответствует политическим и историческим сломам. И кроме того, только выход из замкнутого внутреннего мира (будь то собственная личность автора или особый национальный менталитет), обращение к опыту соседей (как в случае обогащающего сотрудничества казахов и киргизов) или вообще к общемировой культуре (пример - творчество Шарунаса Бартаса) способны помочь преодолеть «тупики свободы», которой пока что мало кто может толком распорядиться.